– Какой интерес может иметь в чужой хате человек моей специальности… Наняли меня. За хорошие денежки. Вальта одного убрать. Но дело не выгорело.

– Об этом потом… Какого конкретно вальта? Расскажи подробнее.

– Я его паспортными данными не интересовался. Мне схему дали. И номер палаты. Пришить его, говорят, проще простого. Он и так не жилец на этом свете.

– Как ты проник в здание?

– На первом этаже окно в столовке было не заперто. По-моему, третье слева от угла. А внутри я отмычками действовал.

– Этими? – Донцов продемонстрировал один из своих трофеев.

– Ими, родимыми, – признался Ухарев. – Ручная работа, оружейная сталь.

– А как мимо дежурной медсестры пройти собирался? – продолжал допрос Донцов.

– Припугнул бы ее. Но без всякого насилия. Такое было пожелание.

– Еще какие-нибудь пожелания у заказчиков были?

– Дай подумать… Стрелять надо было в сердце, и только в сердце. Никаких контрольных выстрелов… И еще предупреждали, что следить за мной будут. От первой минуты и до последней.

– Каким образом?

– Вот это я не знаю. На пушку, наверное, брали. Никакой слежки за собой я как раз и не заметил.

– Заказ через кого получал?

– Через братву, как обычно. – Ухарев скривился, как бы заранее предчувствуя крупные неприятности (хотя и так вляпался – дальше некуда). – Не надо бы, начальник, об этом…

– Надо. Выкладывай фамилии, клички, приметы.

– Я с ними особо не якшаюсь. Встретились, разошлись… В тот раз со мной такой здоровый бугай базарил. Еще заячья губа у него. Зовут, кажется, Медиком. Второй пожиже – Ганс. Усики фашистские носит. Но в последнее время их что-то нигде не видно.

– А когда братва у заказчика деньги брала, ты разве не ходил позырить? – Вопрос был задан как бы между прочим, хотя ответ на него интересовал Донцова больше всего.

– Ходил, конечно, – не стал упираться Ухарев. – У нас так заведено. А вдруг мне личность этого фраера знакома. Правда, близко не подваливал. Издали зенки пялил.

– Опиши мне заказчика.

– Какая-то макака желтомордая. Китаец или узбек. Годами молодой. Особых примет никаких. Он мурло свое косоглазое все время в шарф прятал… Но тебе, начальник, я как на духу скажу. Авось и зачтется. На самом деле это баба была. Или девка. Хотя и переодетая под мужика.

– Почему ты так решил?

– Не держи меня за лопуха. Я бабу в любом обличье опознаю. Даже китайскую.

– Где схема, которую ты получил перед походом в клинику?

– Сжег к чертовой матери. Мы архивы не заводим.

– Почему ты не выполнил задание?

– Честно сказать, заблудился. Темно. Клиника огромная. Все коридоры одинаковые. Шастал, шастал, а потом на какую-то дрючку напоролся. Она хай подняла до небес. Прибежал амбал с дубинкой. Пришлось его пугнуть из пушки. Уходил опять через столовку. Окно за собой притворил.

– А что киллеру бывает, если он заказ не выполнил?

– Неприятности бывают… Мою долю братва отобрала и еще по шее накостыляла. Но, поскольку заказчик никаких претензий не предъявил, скоро все заглохло.

– Сколько тебе в тот раз перепало?

– Тысяча баксов, как и сейчас. Только те настоящие были. – Ухарев вздохнул. – Хотя сначала мне они не понравились. Все новенькие, одной серии и номера друг за другом идут. Потом в одном обменнике у знакомой проверил – подлинные. Пусть Медик и Ганс ими подавятся!

В это время лязгнула входная дверь, и в прихожей послышался топот многих ног.

– Вот и прибыли за тобой архангелы небесные, – сказал Донцов. – Отдохнешь пока на шконке. Если что-нибудь интересное вспомнишь – просигналишь мне.

Противоестественное чувство зависти к этому давно утратившему человеческий облик существу вдруг охватило его.

Ухарев был отвратителен как в физическом, так и в нравственном плане, и впереди его не ждало ничего хорошею – неподъемный срок в условиях, где долго не выдерживают даже сторожевые псы, да изощренные издевательства со стороны сокамерников, которые к наемным убийцам относятся еще хуже, чем к так называемым амурикам, преступникам, осужденным за изнасилование малолеток.

И тем не менее этот выродок рода человеческого имел прекрасный аппетит, не страдал от бессонницы, не мочился кровью, не задыхался от малейшего физического напряжения, и вообще отличался отменным здоровьем, нынче как бы уже и не нужным ему.

Грех говорить, но Донцов безо всяких оговорок променял бы операционный стол, маячивший ему в самом ближайшем будущем, на тюремные нары, светившие Ухареву.

С нар тоже возвращаются не всегда, но все же чаще.

Когда Ухарева, сменившего обрывок грязной бельевой веревки на элегантные никелированные браслеты, увели вниз, Цимбаларь, оставшийся один на один с Донцовым, проникновенно произнес:

– Я наперед знаю, что ты мне хочешь сказать, и заранее согласен с каждым словом. Поэтому предлагаю считать, что ты уже облегчил душу, а я покаялся. Инцидент, как говорится, исчерпан. Но поскольку вина моя действительно неизгладима, можешь зачислить меня в категорию вечных должников. Такая постановка вопроса тебя устраивает?

– Рад, если до тебя что-то действительно дошло. – Донцов, успевший испытать с утра столько треволнений, сейчас был настроен миролюбиво. – Но учти, твоим обещанием я не премину воспользоваться. Посмей только от него откреститься. Сейчас возвращайся в отдел и передай Кондакову вот это. – Он протянул Цимбаларю лист с загадочным текстом, уже упакованный в прозрачный пластик.

– Криптограмма какая-то, – с видом знатока констатировал проштрафившийся капитан.

– Скажи еще – кроссворд… Пусть Кондаков выжмет из этого максимум возможного. Главное, дословный перевод, если он вообще получится. Желательно также с комментариями специалистов. Все виды экспертизы. Отпечатки пальцев. Ну и так далее. Срок исполнения – сутки.

– Я эту филькину грамоту ему, конечно, передам, но сроки и успех не гарантирую. – Цимбаларь с сомнением рассматривал странные письмена. – Такие закорючки даже самый прожженный полиглот не разгадает. В каком только дурдоме ты это нашел…

Донцов промолчал, несколько ошарашенный интуицией коллеги. Ткнув, что называется, пальцем в небо, он угодил в самую точку.

С улицы призывно просигналила оперативная машина.

– Ты здесь остаешься или с нами в отдел поедешь? – спохватился Цимбаларь.

– Ни то и ни другое. Подбросьте меня до метро.

До поры до времени, памятуя наставления полковника Горемыкина, он предпочитал не упоминать о клинике профессора Котяры даже при сослуживцах.