при отступлении в сорок первом, наведённых заново в годы оккупации и снова разрушенных, остались покорежённые взрывами фермы и потемневшие быки, пунктиром уходившие к правому берегу. В ноябре сорок третьего Дарница стала и конечным пунктом прибытия, и начальной точкой отправки.

Чуть ниже по течению Днепра сапёры наступающих армий навели понтонную переправу, а теперь строили и железнодорожный мостовой переход. Но пока саперы работали, всей массе людей, сгрудившейся у станции, с танками, артиллерией, с лошадями и без и тем, кто уже стоял в строю в колонну по четыре, и тем, кто только ожидал выгрузки, нужно было пройти по единственной узкой полосе наводного моста.

Войска двигались в сторону переправы, тут ошибиться или сбиться с пути было невозможно. Феликса пристроилась в хвосте батальона, шагавшего к Днепру.

Панорама правого берега открылась перед ней неожиданно — не о киевских пейзажах думала Феликса, шагая по раскисшей дороге, следом за пехотой. Но только увидев привычные очертания холмов, поднимавшихся над рекой, и уткнувшуюся в серое небо лаврскую колокольню, она почувствовала, что действительно возвращается домой. Круг, по которому погнала её война в июле сорок первого, замыкался. Оставалось дойти до Лавры — вон она уже видна, и потом ещё несколько кварталов до дома. Сколько? Четыре? Пять?

— Ты куда прёшь? — попытался остановить Феликсу сержант-регулировщик у въезда на переправу. — Тут войска идут! Фрицы в контрнаступление на город попёрли, не слышала? Заворачивай назад!

— Палкой своей давай, маши! — огрызнулась Феликса. — У меня задание!

— Да какое… — рассвирепел сержант, схватил её за рукав и потащил из колонны.

— Вон, машину командарма вперёд пропусти, — бросила Феликса.

Регулировщик оглянулся, закрутил головой. Несколько легковых машин одновременно пытались въехать на мост, но поди разбери, в какой из них сидит генерал.

Когда выяснилось, что никакого командарма не было, Феликса с Тами уже ушли далеко вперёд.

Утреннее небо казалось серым, но жёсткий ноябрьский ветер налетал порывами, разгонял чёрную днепровскую волну, раскачивал настил под ногами тысяч людей, рвал облачную ткань над их головами. В просветах уже проглядывала ясная, холодная синева.

— Да что ж он так старается, — расслышала Феликса злое бормотание старшины, шагавшего перед ней, замыкавшего колонну своей роты. — Днём погнали через реку! А теперь ветер. Дал бы хоть перейти спокойно…

Она ещё не поняла, чем старшине так мешает ветер, когда спереди, вдали, беззвучно ударили замаскированные на днепровских холмах зенитные пушки, и тут же за спиной зачастили орудия, прикрывавшие переправу.

— Воздух! — заорали впереди. — Воздух! — покатилось у неё за спиной и затихло уже где-то у берега. Из просветов в облаках вынырнули два звена немецких бомбардировщиков. Один за другим становясь на крыло, самолёты с воем соскальзывали в пике и бомбили обе переправы — строившуюся неподалёку железнодорожную и наводной мост. Первые гигантские водяные столбы вздулись метрах в тридцати от колонны, медленно переходившей через Днепр. На мгновенье они застыли в пахнувшем дымом и гарью воздухе и с шумом обрушились тоннами днепровской воды.

— Ложись! — заорал старшина. — Всем лежать!

Феликса упала на мокрые, затоптанные доски, одной рукой вцепилась в помост, другой прижала к себе дочку.

— Держись! — крикнула она Тами и не услышала своего голоса. Бомба упала где-то совсем близко, помост вздыбился на крутой волне, затрещало дерево, тяжёлая масса воды ударила по ним, вышибая воздух из лёгких.

— Держись! — отплёвываясь, ещё раз крикнула Феликса, чувствуя, как вода сносит куда-то дочку и тащит следом её саму. А вверху, над их головами, вновь взвыли юнкерсы, заходя на цель. Прятаться было негде, Феликса и Тами лежали, прижав лица к деревянному настилу переправы, и чувствовали себя единственной целью немецких лётчиков, самой заметной мишенью для их бомб, каждая из которых предназначалась только для них. А внизу, под настилом, прямо перед глазами, словно время, словно жизнь, текла и пенилась чёрная днепровская вода.

Феликса не знала, сколько длился налёт, возможно, недолго, возможно, немцам пришлось улететь, не истратив запас бомб до конца, потому что в небе появились советские истребители. Когда она подняла голову, два из них сделали последний круг над рекой и ушли за Днепр, в сторону Жулян.

Переправа серьёзно не пострадала. Позади них взрывом снесло в воду автомобиль, спереди течение ледяной воды тащило двух лошадей.

— Вот так днём по понтонам гулять, — отхаркивал воду старшина. — Махнули наудачу, а фриц не зевает. Он никогда не зевает.

Едва переставляя ещё казавшиеся каменными ноги в тяжёлых промокших штанах, Феликса с дочкой перешла на правый берег и тут только поняла, что пропал мешок с их вещами. Пропали письма, пропала и часть документов, но не все — самые важные она держала в нагрудном кармане телогрейки, и эти хоть и промокли, но сохранились.

Они отошли от кромки воды всего на несколько метров, и как только прибрежный кустарник скрыл реку, а с нею мост, на котором они только что чуть не погибли, Тами молча села на песок. Феликса хотела пересадить её на валявшуюся рядом корягу, но сил говорить и двигаться у неё тоже не осталось. Земля раскачивалась под ногами, как переправа на днепровской волне.

3.

На улицах Киева кислый запах пороховой гари смешивался с тяжёлым смрадом сожжённых домов. Что-то пылало вдали, с Демеевки жирный дым чёрными клокастыми хвостами тянулся над западными окраинами города.

В последние месяцы оккупации киевлян выгнали из прибрежных районов города. Вдоль реки немцы планировали строить линию обороны. Всё здесь было опутано колючей проволокой — она свисала со стен, тянулась от дерева к дереву, торчала из кирпичных завалов. Минуя безлюдные разрушенные кварталы, Феликса готовила себя к тому, что их дом тоже могли разбомбить или сжечь, и в Крепостном переулке её ожидают обрушенные стены и горы почерневшего кирпича.

Арсенальная площадь не пострадала, возле здания военной комендатуры, которое заняли прежние хозяева, курили офицеры, рядом стояло несколько автомобилей. Феликса подошла к парку, частично вырубленному и тоже ограждённому колючей проволокой. В глубине, ближе к обрыву, заняв позиции немецких зенитчиков, теперь расположилась советская часть ПВО.

Напротив входа в парк серел пятнами обвалившейся штукатурки её дом. Он был цел, в некоторых окнах поблёскивали стекла, сквозь подворотню Феликса уже видела стволы деревьев во дворе. Она крепко сжала ладонь Тами и молча вошла в подворотню.

Двор стоял пустым, но заброшенным он не казался — на земле отчётливо виднелись свежие следы автомобилей и солдатских сапог. У двери подъезда Феликса остановилась на минуту и прислушалась. Тишину двора привычно нарушал шум грузовиков, проходивших по улице Кирова, он был похож на прежний, довоенный. Не хватало только голоса управдома Коржика, доносящегося из подвала