– Заткнись! – вдруг взял пистолет взбешенный Олег и выстрелил в ногу Саше, на сантиметров десять выше колена. Звук вышел негромким – на оружии был глушитель. Марта, увидев эту далеко не безобидную картину, завизжала. Одновременно с ней раздались звуки новой порции фейерверков в поселке.

– Молчать! – рявкнул на нее озлобленный Олег. – Молчать, я сказал.

Он вновь наставил пистолет на Дионова, тяжело и хрипло дышавшего от боли, но не потерявшего сознания. Кажется, Олег хотел сделать еще один выстрел, но теперь уже Марта решила отвлечь внимание сумасшедшего на себя, хотя совершенно не понимала, что происходит, и лихорадочно, как никогда в жизни, молилась про себя, чтобы все закончилось хорошо и Саша не пострадал.

Девушка, поняв, что ей, наверное, не жить, крикнула что-то нехорошее об этой самой Василисе. И добавила, что у кое-кого никогда не было никакого таланта к биатлону. Никакого. Никогда. Не было.

– Ты что, – изумился Олег, озлобившись так, что казалось, воздух, который выходит из его легких – черный, – за ним повторять решила, маленькая моя? Он тебя научил плохому?

Изумление резко трансформировалось в злость, очень неприятную, жесткую и удушающую. У Олега даже голос изменился, стал срывающимся. Видимо, его можно было очень легко вывести из себя.

Он занес руку, чтобы ударить Марту, и она отчаянно зажмурилась, но удара не последовало. Сжавшаяся девушка приоткрыла один глаз – зеленый – и увидела, как молодой мужчина смотрит на нее, и взгляд у него пылает неестественным огнем – мертвым, не обжигающим, а замораживающим.

– Оскорбления? – задумчиво протянул Олег. – Не люблю, когда меня оскорбляют. За это кто-то из вас будет наказан, – вдруг решил Алмазов, и его глаза засияли, как темные камни под прозрачной водой.

– Милая девочка, – он обратился к Марте, которая смотрела на него, как на палача, и Саша, видя этот взгляд, так сильно сжимал зубы, что, казалось, еще немного, и они начнут крошиться. – Раз ты такая смелая и у тебя такой длинный язычок, выбирай.

И Дионов, и Карлова не поняли, что Олег имеет в виду. Но обоим было понятно, что ничего хорошего он не предложит.

– Выбирай. – Алмазов задумчиво почесал подбородок. – Или я сейчас прострелю левое плечо твоему подонку, или же ты разрешишь мне кое-что сделать тебе. Я не знаю, каким будет выстрел, – продолжал он, и голос его становился все спокойнее и спокойнее. – Вдруг попаду ему в сердце. Тогда он сразу умрет. Или в легкое. И тогда он захлебнется кровью. А может быть, только задену его плечо по косой. И ничего страшного не будет. Так, легкая боль. Ну, ты хочешь, чтобы я в него стрелял?

– Нет! Не надо, пожалуйста, – Марта не замечала, как по ее лицу катятся слезы отчаяния и страха. – Не надо!

– Не надо? – Олег притворно вздохнул. – Нет, прости, девочка, надо. Ну что ты выбираешь? Я стреляю в него или же делаю немного больно тебе? Немного, совсем немного, – предложил Олег, опускаясь на корточки перед девушкой и даже какими-то влюбленными глазами глядя на ее перепуганное лицо. Правда, нет-нет, но его взгляд убегал на валявшееся неподалеку перепачканное кровью белое платье.

Красное на белом ему действительно было по душе.

Это были официальные цвета его мести.

– Ну? – поторопил Карлову Олег, с любопытством касаясь указательным пальцем кровавого пятна на свадебном одеянии.

– Мне, – с трудом разлепила губы Марта, боясь, что психопат со страшным взглядом убьет Сашу. Тот, запротестовал было, но ему умело и быстро заткнули рот кляпом.

Олег кивнул, погладил скрипачку по волосам, взял аккуратно за правую руку, пробежался кончиками окровавленных нервных пальцев по всей ее длине до самого локтя и обратно, поводил ими по ставшей влажной ладони и вдруг неожиданно резко отогнул назад ее длинный тонкий указательный палец – так, что девушка закричала от дикой внезапной боли. Алмазов зажал ей рот ладонью, обрывая крик, и Марта все-таки во второй раз потеряла сознание.

Когда скрипачка пришла в себя, он вновь задал ей этот же самый вопрос – дважды. И дважды девушка, с трудом шепчущая, выбирала себя, а не Александра, веселя Олега.

Девушка-музыкант позволяла ломать пальцы ради человека, которого любила.

«Я не хотел, чтобы так случилось», – говорили слезящиеся глаза Саши, проклинающего весь мир за то, что он не мог ничего сделать. Он сидел, привязанный к стулу, и только и мог смотреть на происходящее. Его ломало от собственной беспомощности. Своей боли он уже не чувствовал. Он ничего уже не чувствовал – только ее боль, как будто бы ему ломали пальцы.

«Я тоже не хотела».

«Прости меня. Слышишь? Прости меня!», – вот и все, что он мог говорить Марте взглядом, ненавидя себя за беспомощность.

Они оба не знали, сколько бы это продолжалось, если бы в холле совершенно внезапно не появилось новое действующее лицо.

– Ты так и не хочешь, чтобы я наказал твоего дружка? Что ж, хорошо. Третий пальчик, Василиса, – вдруг стал называть чужим именем девушку Алмазов, у которого в голове окончательно перемешалось все: и прошлое и настоящее, и реальность и иллюзия, и страхи и мечты.

Олег, улыбаясь, взял рыдающую Марту за другую руку – дрожащую, сжавшуюся в кулак, очень слабый кулак, потому как он тут же разжал его, и сообщил очень серьезно, как учитель пятикласснику-отличнику итоговую оценку по математике, что сейчас он сломает ей указательный палец.

– Не надо, пожалуйста, – прошептала едва слышно девушка, не веря, что это происходит с ней.

Только не это, только не ее пальцы, только не ее руки, она ведь музыкант, она должна играть, она не может жить без скрипки, не может, не может! Но и без Саши тоже не может. Не может выбрать свое будущее, зная, что он может сильно пострадать или умереть. Не может!

«Не могу. Не могу больше», – прошептало устало и отстраненно что-то внутри скрипачки, у которой боль в руке застилала глаза наравне с диким страхом.

Александр, казалось, слышал это. Мышцы на его шее напряглись так, что, казалось, они вот-вот лопнут, но он и слова не мог произнести, только по-животному дико рычал.

Но Олег не успел привести в действие свое наказание в третий раз – ему помешали. Неожиданно и нагло. Кто-то сильный внезапно схватил его сзади, за шею, сдавив ее, и спустя пару секунд начавший было сопротивляться Алмазов потерял сознание сам.

* * *

Ника никогда не думала, что у нее хватит сил так круто и так резко повернуть свою жизнь всего лишь в течение какой-то жалкой пары дней. Но, как оказалось, сил на это у нее все же было в достатке. А может быть, причиной всему был Никита, который находился теперь рядом. Он был для девушки личным зарядным устройством, и каждый его поцелуй, каждое прикосновение, хоть Ник и был скуп на нежности, заряжало Нику самой необыкновенной энергией, которая заставляла ее распрямлять плечи и принимать сложнейшие решения.

Мало кто знал, чего стоило ей расставание с женихом, хотя на это девушка решилась всего лишь за пару часов. Ника страшно переживала, считая себя предательницей, но, наверное, если бы она не согласилась уйти от Александра за день до их бракосочетания, то всю жизнь считала бы предательницей саму себя.