Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда пошли, — сказал Триффан. Он был необыкновенно рад приходу Спиндла; он очень его любил и в кажущейся слабости друга черпал силу.
Триффан собирался вместе со Спиндлом позже присоединиться к уходившим, вероятно, в проходе под рекой, но не ранее, чем он убедится, что ушли все кроты, включая группу, направленную в лабиринт Болотного Края.
Тяжелее всех остальных переживали эти минуты Комфри и Монди. В глубине души они понимали, что им не суждено больше никогда увидеть Камень Данктона. Однако все было решено, спланировано, да и среди кротов многие никуда не пойдут, пока не увидят, что их самый любимый старейшина тоже уходит.
Комфри говорил им, что Данктонский Лес следует покинуть ради молодого поколения и взрослые кроты должны показать при отступлении пример мужества и терпения, а потом как можно точнее передать предания и традиции Данктона тем, кто когда-нибудь обретет силу и сможет вернуться.
И вот старейшины в последний раз все вместе вышли на поляну Камня и там под дождем произнесли молитвы; потом старый Комфри подошел к Камню и коснулся его, прося благословения для верных ему кротов.
Под конец Комфри сказал:
— А когда п-п-придут другие, дай им услышать твое Безмолвие, Камень, и признать твою любовь. Пусть происходящее сейчас будет просто тяжелым переходом к временам, когда мир снова вернется в Данктон, кроты опять смогут жить здесь свободно и ничего не боясь, верить, во что хотят, и лечить друг друга любовью твоего Безмолвия.
Все остальные смотрели, как Комфри повернулся к Монди, протянул лапу, коснулся ее и продолжил:
— Мы оба старые и многое-многое видели, а теперь впервые, когда конец нашей жизни близок, мы должны отправиться в путь. Таково твое желание, Камень, и мы верим тебе.
— Верим, — прошептала Монди, подходя ближе. Ее седой бок коснулся бока Комфри, они приникли к земле, и все остальные вместе с ними, а Камень вздымался над их головами, и высоко вверху ветви больших буков роняли на них капли дождя, и лес вокруг был наполнен тусклым утренним светом.
— Пойдем, дорогой, — мягко проговорила Монди, — пора уходить.
Словно выполняя ритуал прощания за оцепеневшего от горя Комфри, Монди по очереди подошла к каждому кроту и дотронулась до него, и прошептала его имя, и пожелала в один прекрасный день благополучно возвратиться домой.
После этого оба старых крота увели всех вниз. У Камня остались только Триффан и Спиндл.
— Ну вот,— проговорил Триффан,— пора идти... а я волнуюсь, очень волнуюсь.
— Знаю, — отозвался Спиндл с улыбкой. — Почему, как ты думаешь, я здесь, с тобой? Ты понял, что трудно быть вожаком, правда ведь?
Триффан кивнул.
— Трудно. Кроты не должны видеть мою слабость и мои сомнения, а я часто ощущаю и то и другое. И война... Знаешь, Спиндл, должны существовать другие методы, лучшие. Последний гонец сказал мне, что наши резервы иссякли. Там, внизу, в Болотном Крае, есть кротихи, которые никогда больше не увидят своих мужей, и дети, которые не услышат голоса своих отцов, они останутся только в их памяти. Что я им скажу? Еще многие не вернутся в дом, который они любили. А вел их я! Кто знает, может, лучше было остаться здесь? Как можем мы быть уверены, что Хенбейн не проявит милосердия?
— Все беженцы говорили одно и то же; она ни разу этого не сделала.
Триффан вздохнул.
— Ладно, когда-нибудь найдут методы получше. Когда-нибудь...
— А когда это будет, Триффан? — спросил Спиндл.
— Когда придет Крот Камня. Да сохранит меня Камень, чтобы я мог это увидеть?
— И я! — воскликнул Спиндл.
— Ну, а теперь последний раз зайдем к Алдеру, — сказал Триффан,— и посмотрим, как у них дела.
Они ушли с поляны Камня по тропинке между буками, поступь Триффана неожиданно стала легкой, как будто с его души спала тяжесть: все решения приняты, осталось только выполнить их до конца.
— Вперед, Спиндл! — крикнул Триффан, когда они достигли края леса и перед ними показался склон Ист-сайда, и побежал быстрее. Ни тот ни другой не оглядывались, Камень вскоре скрылся за деревьями; поэтому кроты и не увидели, как столб света пробился вдруг из-за облаков, коснулся мокрых боков Камня и он засиял.
Алдера они нашли на том же месте — в центральной норе последней оборонительной линии на юго-восточном склоне, но это были последние минуты. Его бойцы были настолько утомлены или так страдали от ран, что даже не поднимали голов, когда Триффан со Спиндлом проходили мимо.
Но что было еще хуже — за несколько минут до появления Триффана гвардейцы окружили и поймали на поверхности двух бойцов, один из которых был ранен, и теперь сверху доносились громкие голоса обозленных грайков, обсуждающих, что делать с пленниками.
Как бы ни устали кроты, находившиеся в ходах, они готовы были попытаться спасти товарищей, но именно этого и добивались грайки, как твердо заявил Алдер, запретив своим бойцам выходить на поверхность. Триффан легко мог понять почему. Земля над норой была неровной, несколько гвардейцев заняли позицию за кочками, а дальше, за ограждением из колючей проволоки, склон круто обрывался, и кто знает, сколько гвардейцев пряталось там и ждало возможности атаковать.
— Они пытаются выманить нас отсюда тем, что держат пленников у нас на виду, — проговорил Алдер, — каковы бы ни были наши чувства, я никому не разрешу выйти.
Он недобрым взглядом окинул ходы. Как и все остальные, Алдер очень устал, мех был перепачкан грязью, потом и кровью. Кровь запеклась, но иногда раны снова открывались, и тогда капли крови попадали Алдеру в глаза. Однако многим в тот день досталось еще больше.
— А нельзя добраться туда по ходам? — спросил Триффан, в ужасе глядя, как подвели раненого бойца к заграждению из колючей проволоки. Но он уже понял: к этому месту ходы не вели. — А какие новости от Рамсея и его группы? — продолжал расспрашивать Триффан. Он знал, что они залегли ниже по склону, окруженные почти со всех сторон. Свободным был только один ход, который вел в нору, где сейчас находились Алдер и другие.
— Никаких, — ответил Алдер, — но