короля заставил Кромвеля отвести глаза и оглянуться на Перси, тот едва удержался, чтобы не подмигнуть лорду-канцлеру. Не потому ли он прибежал, чтобы узнать результаты нападения на короля?

– Оставим этот беспочвенный разговор, – продолжил Генрих, не дожидаясь ответа от смешавшегося Кромвеля. – Что бы то ни было, мы разберемся с этим, но чтоб ни одна живая душа не знала о том, что случилось сегодня вечером. Нам не нужны брожения сейчас, когда в Донкастере договорились о перемирии и на всех площадях Йоркшира провозглашают меня как справедливого короля!

Снова короткий резкий взгляд в сторону лорда-канцлера.

– Поговорим позже, завтра соберем совет. Я устал, и рана мучительна.

Когда Кромвель ушел, король задержал Перси и сказал тихо, явно не желая, чтобы слышали иные уши:

– Если вам что-то еще… случайно… окажется известно о сегодняшних героях, сообщите мне, Перси. Ваш тесть и ваша жена в ваших руках.

Ральф покинул королевские покои и шел в сопровождении слуги по длинному коридору дворца, заметив, как двое свернули в сторону камерного зала – одним из пары был лорд-канцлер, а вторым – белокурый сэр Мармадьюк Скроуп. Кажется, получив хоть и шаткое, но доверие короля, Ральф обрел врага в лице первого, а второй, уверенный в безнаказанности, уже был его врагом.

Установить же ход мыслей короля по поводу произошедшего не представляется вероятным – можно лишь предполагать о его направлении, исходя из событий, что происходили в неспокойной стране в эту первую неделю ноября 1536 года. Лидеры мятежников и королевские генералы Норфолк и Сассекс встретились в Донкастере и договорились о перемирии. Аск и лорд Дарси, вернувшись в Помфрет, распустили восставших по домам. Известие о перемирии позволило Генриху немного расслабиться и показать себя справедливым и снисходительным монархом. В Йоркшир были посланы гонцы с королевским обращением к мятежникам, но вслед им отправились другие, чтобы остановить и вернуть – король сомневался и обдумывал содержание и стиль послания к народу. В то же самое время на рыночных площадях севера уже громогласно зачитывались его слова о том, что все паломники, кроме десяти главарей, будут прощены, и каждый житель взбудораженного Йоркшира повторял это не раз и не два на дню. И вот, когда этот зыбкий полумир-полувойна мог быть нарушен любыми неосторожными действиями и перерасти в гражданскую войну, которая стала бы катастрофой для страны, на Генриха нападают в доме его любовницы. Что это было? Заговор недовольных достижением перемирия? Наивность ревнивого предшественника? Происки французов? Генрих, вероятно, решил, что обнародование покушения, упакованного в столь пикантную обертку, ослабит его позицию справедливого, уважаемого народом монарха. В глазах паломников он был не виновен ни в разрушении монастырей – этим, по их мнению, занимался исключительно кардинал Уолси и поплатился за это. Король был невиновен и в разводе с Екатериной – развод оформил все тот же негодяй Уолси. Он не был виновен и в смерти Томаса Мора и Фишера[127] – их казнили по наущению Анны Болейн, и где ныне ее голова?! Генрих нес на себе – и он знал об этом – ореол короля, окруженного негодяями, которых, как Уолси, как королеву Анну, ждет неминуемое возмездие – по этим же причинам кара ждала и лорд-канцлера Кромвеля, сбивающего короля с верного пути.

Так или иначе, но он не дал хода расследованию и отпустил Перси, задержав его в замке лишь до полудня следующего дня – полулежа на французской кушетке, Генрих слушал рассказы Перси о путешествиях и схватках на морях.

Глава XIV

Вот мой трон

Я – король, вот мой трон.

Ну а ты – выйди вон![128]

«Стихи матушки Гусыни»

Перевод С. Маршака

После переезда из Картер-хаус на Милк-лейн Мод почти не видела сэра Ральфа. На следующий день он уехал ранним утром, сославшись на неотложные дела. Она скучала по нему, но больше беспокоилась, догадываясь, что эти неотложные дела вызваны стремлением мужа выяснить причину покушений и отвести от нее угрозу. Он мог искать и встречи с сэром Мармадьюком, и мысль о возможном между ними поединке и его исходе невероятно тревожила Мод. Она вздохнула с радостью и облегчением, когда поздним вечером усталый и голодный, но живой и здоровый сэр Ральф предстал перед ней, и кинулась к нему со всех ног, будто они расстались не этим утром, а по меньшей мере месяц назад.

За трапезой, а затем в спальне, свернувшись клубочком подле жаркого бока мужа, Мод попыталась осторожно выведать, чем весь день занимался сэр Ральф и как продвигаются дела, что вынуждают его проводить столько времени вне дома. Его уклончивый ответ и заверения, что ей ни о чем не следует беспокоиться, вряд ли рассеяли бы ее тревогу, не находись рядом с ней он сам. Но поутру муж опять исчез, не появился и вечером. Мод провела долгую бессонную ночь, прислушиваясь к малейшему шороху и созерцая жуткие картины того, что могло произойти с ним. То ей мерещилось, что он уже пресытился ее обществом и отправился в новое путешествие, и даже присутствие в доме Бертуччо, на этот раз почему-то не сопровождавшего своего хозяина, мало ее успокаивало. То перед ней представала ужасная сцена, как муж, раненный, лежит где-то, истекая кровью, одинокий и беспомощный. О самом страшном она старалась не думать, но эта мысль напоминала о себе, то и дело окатывая Мод панической ледяной волной.

– Где сэр Ральф? – допытывалась она у Бертуччо. – Он говорил тебе, чем собирается заняться? Почему не взял тебя с собой?

Слуга лишь мотал головой и твердил свое: «Маленький белла леди нет бояться, мессир порядок», улыбаясь и красочно жестикулируя руками. Но Мод мерещилась тревога в его глазах, отчего она еще больше волновалась.

– Невыносимо не знать, что с ним, где он, – в порыве откровенности поделилась она своими страхами с Потингтоном.

– Не думаю, что с ним что-то случилось, – ответил арендатор, как обычно, сначала обдумав ее слова. – Сэр Ральф показал себя мужественным и умелым воином. Если бы он не был уверен в своих силах, то не поехал бы один, а взял с собой Бертуччо или меня. Раз ваш муж этого не сделал, значит, считает, что опасность ему не грозит.

– Но уже более суток о нем нет никаких известий, – простонала Мод. – Да и что могло его вынудить не ночевать дома?

– Он мог спешно уехать, например в связи с делом сэра Уильяма, и задержаться в дороге.

Мод почувствовала себя виноватой, что в тревоге за мужа не подумала об отце.

– Святая Дева Мария! Мистер Ламлей не знает, где мы теперь живем, и не найдет нас, если у него есть