Екатерина Юрьева, Ольга Болгова

Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой

Глава I

Не спит сова-сипуха

Не спит сова-сипуха…

Ей вечно не до сна –

За дичью иль за судьбами

Охотится она?..[1]

Ольга Болгова

По мотивам стихов матушки Гусыни

Дрожащую ночную тишину разорвал крик совы-сипухи. Крикнула и умолкла, словно ожидая, что же произойдет после того, как она шумнула в лесу. Луна скользнула в прореху меж туч, еще с вечера затянувших вечно неласковое английское небо.

Скользнула, окинув и осветив своим бледным оком лес, неровную ленту дороги, ведущей к Кембриджу, невысокий холм, прогалиной спускающийся к ней, и фигуру всадника, выбравшего вершину холма местом, откуда хорошо просматривался поворот.

Всадник был явно недоволен появлением луны и, тихо чертыхнувшись, постарался скрыться в тени деревьев. Он был не один: там, под буками, ожидали четверо его товарищей. Вся компания принадлежала к той немалой армии бродяг-разбойников, что рыскала по лесам, превращая путешествия добрых людей в опасные предприятия и лишая покоя и без того неспокойную страну.

С той поры, как славный король Генрих[2], удачливый во всех отношениях кроме одного – королева Екатерина[3] так и не смогла принести ему жизнеспособного наследника – самовольно развелся с нею, чтобы взять в жены бывшую невесту придворного пажа Анну Болейн[4], в стране не стало покоя. Эта женитьба была оплачена высокой ценой. В далеком Риме глава католического мира не ложился спать, чтобы не помянуть непокорного коронованного протестанта недобрым словом. А новоявленная королева, заслужившая проклятия и нелюбовь сначала подданных, а потом и самого Генриха, была обвинена в измене – ведь измена королю в постели есть измена всей Англии – и взошла на плаху, возблагодарив за то своего мужа и палача. Впрочем, восьмой Генрих из рода Тюдоров недолго сокрушался. Не прошло и дня, как он привел к алтарю Церкви Всех Святых в Челси добрую и благочестивую фрейлину Джейн Сеймур.[5]

Король не остановился в своих порывах и то ли по своей воле, взбешенный отказом папы дать ему развод, то ли, как шептались повсюду, благодаря интригам своего секретаря и викария Томаса Кромвеля[6], объявил церковь собственной вотчиной и пустился во все тяжкие. Он разослал по стране комиссаров с приказами провести ревизии церковного имущества, отныне, по Акту Супрематии[7], принадлежащего ему, Генриху. Король также повелел подвергнуть экзамену священников, дабы они проповедовали правильную веру, а заодно позакрывать монастыри – гнезда папского произвола и тихого недовольства, благо, что имущество и земли монастырей, раскиданных по нешироким просторам Британского острова, оценивались во многие тысячи фунтов и стали для вечно «голодного» короля курицей, несущей золотые яйца.

Трудно сказать, были ли пятеро отщепенцев, скрывающихся в засаде, жертвами королевского либо какого иного произвола, или просто проклятыми богом авантюристами, но факт состоял в том, что намерения их в отношении случайных путников, которых застала в дороге ночь, были не менее коварными, чем намерения короля в отношении своего народа.

Этой октябрьской ночью 1536 года насмешница-фортуна одарила их – не напрасно зазывно кричала сипуха, – в ночную тишину леса вплелись новые звуки: стук копыт и скрип колес. Навстречу лунному свету из-за поворота темной массой выползла повозка, запряженная в пару лошадей, устало ступающих по песчаной дороге. Третья лошадь, привязанная к повозке, трусила следом. Позади сонно покачивали головами четверо всадников.

– Взгляни-ка, Билли, повозка. И носит же людей ездить по ночам! – хрипло проговорил разбойник, который только что спустился с вершины холма.

– На нашу удачу, Малыш, – ответствовал Билли и тихо засмеялся, хотя клокотание, родившееся в его горле, назвать смехом было непросто.

Повозка приближалась к тому месту, где прогалина с холма упиралась в дорогу. В лунном свете стали четко видны фигуры всадников, по всей видимости не воинов, а простых слуг либо йоменов[8], сопровождающих своих господ, отчего-то пустившихся в опасное ночное путешествие.

– Билли, твой тот, что слева. Стрелок, твой – справа. Джонни – бери того, что правит повозкой. Малыш, прикроешь! – отрывисто распорядился Бык. – Да пребудет с нами тот, кто приносит удачу! – добавил он и, тронув коня, неспешной рысью пустился навстречу ночным путешественникам, стараясь держаться в тени. Его соратники двинулись следом.

Стрела, выпущенная уверенной рукой Стрелка – не напрасно он носил это прозвище, – вонзилась в грудь намеченной жертвы, а пятеро всадников наперерез повозке вырвались из лесной тени.

Парень, сидящий на упряжной лошади, был выбит из седла; резко остановленные кони заволновались, заржали, задирая морды. Один из сонных стражей рухнул на землю – Малыш плашмя ударил его своим коротким мечом. Другой же очнулся от дремоты достаточно быстро, чтобы успеть выхватить оружие и отразить выпад клинка Билли. Железный звон скрестившихся мечей, конское ржание, людские крики – разрушен мир и покой ночи. Нет, не напрасно кричала сипуха.

* * *

Леди Перси, урожденная Мод Бальмер, дочь сэра Уильяма Бальмера из Боскома, графство Линкольншир, очнулась от полудремы, когда снаружи раздался яростный топот копыт, ржанье, крики и лязг оружия, а повозка, в которой она сидела вместе со своей компаньонкой и служанкой, дернулась и остановилась. Мод ухватилась за край плотной материи, натянутой на повозку, и выглянула наружу. При лунном свете, тусклыми пятнами заливающем дорогу, она с ужасом увидела, как валится с коня Джек с торчащей из груди стрелой, а у самой повозки Томас дубинкой отбивается от наседающего всадника.

– Агнесс, Мэри, нужно бежать в лес! – выдохнула Мод, нащупала среди вещей ларец, схватила его и ринулась из повозки.

– Убьют! Нас всех убьют! – во весь голос завопила служанка, до этого тихо сидевшая в углу.

Агнесс попыталась удержать ее за руку, но девица вырвалась, соскочила с повозки на землю и исчезла в темноте. Мод изо всех сил зашвырнула ларец в кустарник у дороги, спрыгнула сама и побежала к лесу, слыша, как за ней, задыхаясь, спешит компаньонка.

Сбоку раздался топот копыт, и из ночи вынырнул всадник с обнаженным мечом. В лунном свете мелькнуло страшное, обросшее густой бородой лицо разбойника. Мод взвизгнула и нырнула в спасительную гущу кустов. Ветки хлестали ее, цеплялись за одежду, обвивали ноги, но она не замечала этого, охваченная одной мыслью – спастись. Внезапно ветки поредели, и Мод выскочила на большую поляну. До вожделенного леса было совсем близко, но преследователь настиг их. Ударом рукояти меча он свалил компаньонку на землю и бросился за Мод. Она побежала, но он в несколько прыжков