– И привез ему…

– Ничего не привозил… ох, уберите кинжал… я позову на помощь!

– Какое известие вы принесли Скроупу с севера? – прошептал Ральф, бросая наугад кости, и выиграл.

– Откуда… вы знаете? Кто вы? – снова спросил Карнаби, вольно или невольно подтвердив предположение своего мучителя.

– Вам лучше не знать, ежели хотите сохранить свою жизнь, – сообщил Перси. – Могу дать гарантию: никто не узнает, что вы посвятили меня в суть этого послания.

Карнаби все вглядывался в его лицо – то ли узнал собеседника, но боялся признаться, то ли не узнал и пытался понять, откуда пришла очередная напасть.

– Говори! – зловеще прошипел за его спиной Джонатан.

– Но вы… Проклятье, за что все это мне?.. Да, да, привез послание от того, кто сидит сейчас в замке Рессел. Он отказался… Если вы все знаете, я не стану называть имен, он так и передал… на словах.

Карнаби вздохнул, словно в последний раз, застонал, скрипнул зубами. Даже в полутьме было видно, что его лицо налилось кровью, и Перси подумал, что бедолагу сейчас хватит удар.

– Значит, все отменяется, если тот человек отказался участвовать? – добил его Ральф.

– Я не знаю, этого я не знаю… Я просто посланник!

От Карнаби так несло страхом, что Ральфа замутило. Слова его лишь подтвердили то, что сэр Мармадьюк готов к действиям, вряд ли Карнаби знал больше. Фортуна вновь позабавилась, сделав оппонентов посланниками: оба привезли подтверждение о поддержке короля, хоть и звучащие по-разному. Ральф догадывался, кто сейчас находится в замке Рессел – это мог быть Роберт Аск, который отказался принимать участие в заговоре, считая короля жертвой его окружения. Перси отпустил Карнаби, бросил на землю его кошель.

– Убирайся отсюда, и чтобы я тебя близко от этого дома не видел, – сказал Ральф. – Еще раз попадешься – даже не успеешь проститься с жизнью.

Не было нужды повторять эти слова дважды – ошарашенный Карнаби подхватил кошель и рванул со всех ног по улице, добежал до угла, оглянулся и исчез за поворотом.

– Зачем вы отдали ему деньги, сэр? – спросил Джонатан, когда они вернулись на исходный пункт, к дому Скроупа.

– Привыкай получать плату только от меня, – отрезал Перси.

Явился парнишка и сообщил, что из ворот дома выехал всадник и скрылся в направлении реки.

– Как выглядел? – встревожился Ральф.

– Похож на слугу, – сказал мальчишка. – Одежда простая и лошадь невзрачная. Я не пошел за ним, не хотел дом оставлять без присмотра.

Перси кивнул. Их было слишком мало, чтобы следить за передвижением каждого, кто выезжал или выходил из особняка. Оставалось надеяться, что они не упустили что-то важное.

– Оставь своего парня дежурить, а ты отдохнешь, дел предстоит много.

– Я готов, сэр, – кивнул Джонатан.

Дождавшись Бертуччо, Ральф поехал домой, к жене, что ждала его в столь поздний час и захлопотала вокруг мужа, словно наседка над загулявшим цыпленком, наконец вернувшимся под родительское крыло. Ральфа раздражала бы суета вокруг своей персоны – этого он никогда не любил, да и не привык к такому, – если бы она не исходила от Мод, его нежной тигрицы. Со стоическим спокойствием Ральф принял заботу о себе, не преминув отметить, что дом, недавно еще запущенный и мрачный, почему-то стал обжитым и уютным. Как всякий мужчина, привыкший к походной жизни, он не сразу заметил, что камин, в котором так весело потрескивали поленья, заново вычищен, что на креслах появились подушки, стены украсили вышитые коврики, а пол – тщательно вымыт. Но он одобрил отлично приготовленный обед – нежные, со слезой ломти телятины, пышный, сияющий золотой корочкой пирог, густой суп из баранины с пахучими приправами, растолченный вареный горох с лососиной, запеченные артишоки, сырные шарики и ароматную имбирную коврижку с жженым сахаром. Ральф мог бы поклясться, что никогда в жизни не пробовал столь вкусной еды, потому опустошил почти все поданные блюда, наслаждаясь домашней обстановкой и обществом жены, которая не давала опустеть его кубку, то и дело подливая в него подогретое вино со сливками.

На ее расспросы он отвечал неохотно, ссылаясь на усталость, и, едва закончил трапезу, сгорая от нетерпения, увлек ее за собой в спальню, где в который раз принялся подтверждать свое право мужа. Поутру Ральф отправился на свой пост на Оулд-Бейли, унося на губах горячие поцелуи Мод, а на шее – тот амулет, что некогда подарил ей и который она, несмотря на его протесты, вновь на него надела.

В тот самый час, когда сумерки поздней осени покрыли все вокруг смутным синим одеялом, сэр Ральф Перси преследовал сэра Мармадьюка Скроупа. Последний выехал из Лондона в сопровождении двух человек, под плащами которых скрывались явно не книги для чтения в День святых и мучеников, и возле Камдена свернул на запад, на виндзорскую дорогу. Подслушанный в доме брата разговор, признания перепуганного Карнаби о том, что Роберт Аск отказывается в чем-то принимать участие, записка и карта, что передал мятежный адвокат, – все наводило на мысль об очередном заговоре, в котором граф и Скроуп играли далеко не последнюю роль.

Скроуп направлялся в сторону Виндзора, и, вполне вероятно, целью его был король. Перси бросился в преследование не оттого, что был преданным подданным – такое вряд ли можно сказать о человеке, более десятка лет скитавшемся вдали от родины. И не потому, что благосклонность короля была бы ему на руку, хотя эта мысль и имелась в его порыве – все мы достаточно меркантильны, и это один из китов, на котором, по верованиям древних, стоит свет. Генрих пока и без того благоволил к нему, но если Скроуп и его приспешники одержат победу, положение Ральфа окажется незавидным. Кроме того, он ненавидел заговоры и темное коварство, но главным образом ненавидел человека, чьи уста источали мед, а рука сжимала кинжал, чтобы нанести удар в спину. Он злился на брата, слабовольного жадного человека, корыстолюбие и трусость которого сыграли с ним столь злую шутку. Это была даже не злость, а давняя застарелая обида, семейная распря, самолюбие второго сына, кому по рождению не досталось почти ничего, да и это «ничего» у него пытались отнять.

Впрочем, когда холодный осенний ветер бьет в лицо, а под седлом нервничает застоявшийся рыжий, которому всадник не дает мчаться в полную силу, не до размышлений о причинах и следствиях – главное, не упустить, успеть, не выдать себя, не ошибиться. Ведь трусами нас делает раздумье, и так решимости природный цвет хиреет под налетом мысли бледным.*

Позади ехал Джонатан, союзник и слуга или потаенный враг – этого Ральф не знал и вновь надеялся на фортуну, оставив надежного друга