– Королевского ювелира ко мне! Живо!

За ним помчались во все уголки дворца. И все это время, пока его искали, король не сводил глаз с изумрудов, время от времени переводя взгляд на своего необыкновенного гостя и его друга и повторяя одно и то же:

– Я найму на это целую армию! Армию, Гастон! Я сверну шею ядовитой змее!..

Привели, наконец, ювелира. Король кивком указал ему на горку камней:

– Ферри, оцените на глаз стоимость того, что вы видите на этом столе. Сколько, по-вашему, денег дадут за это ваши соотечественники? Ну же, подходите смелее, они вас не укусят.

Ювелир, подойдя, вначале опешил, увидев такое богатство, потом, как за минуту до того король, склонился и застыл, не сводя взгляда с самоцветов и шевеля губами.

– Матерь Божия!..

Все молча ждали. Во сколько же, хотя бы приблизительно, оценит такое сокровище королевский ювелир, еврей, однако ничуть от этого не страдавший, ибо Карл не обращал на это внимания. Наконец Ферри объявил, выпрямляясь и по-прежнему не сводя глаз с изумрудов:

– По самым скромным подсчетам, государь… по моим приблизительным исчислениям…

– Ну же! – не выдержал король.

– Я оцениваю это в четыреста – пятьсот тысяч золотых экю.

Лицо Карла засветилось улыбкой, он широко шагнул к гостю, схватил его за руку:

– Тебя послало мне само небо, рыцарь! – Жестом отпустив ювелира, он прибавил: – Я возглавлю войско, как только оно подойдет к стенам Парижа, и мы немедленно выступим в поход! Командовать королевской армией будут два маршала: Гастон де Ла Ривьер и Рено де Брезе. Берегись же теперь, любезный зятек!

Глава 19

Общество из венецианского тупика

В августе 1364 года королевское войско отбыло в Нормандию и к сентябрю завладело полуостровом Котантен. Другая часть сил Карла Наваррского была разбита в бассейне рек Уазы и Марны. Последняя битва при Эврё, правда, не увенчалась успехом, но это уже не имело значения: дух войска был сломлен, противник оставлял одну крепость за другой. Брат короля Наварры Людовик, армия которого пополнилась рутьерами Бадфоля, решил все же отвоевать Котантен, но все его попытки заканчивались неудачей. Наконец настал момент, когда Карл Наваррский понял, что ему не выстоять против армии короля: рутьеры разбегались, а своих сил у него оставалось все меньше. В марте 1364 (1365) года он заключил с королем Франции мирный договор. В качестве компенсации за отобранные у него земли ему подарили баронию Монпелье, в Лангедоке. И он, что называется, «умылся». Отныне он был не страшен королю Франции. Это была первая крупная победа Карла из предполагавшихся четырех в его плане; ценность ее заключалась еще и в том, что лишала Эдуарда III союзника.

Но это еще не скоро, а пока, после побед в Нормандии и вокруг Парижа, королевское войско направилось в Бретань, где вновь началась война за наследство.

Эльза стала затворницей в маленьком доме на улице Жоффруа л’Анжевена. Сапожник целыми днями занимался своим делом или с утра уходил на рынок для купли-продажи. Эльза шила, стирала, готовила еду, читала сочинения Готфрида из Витербо[65], которые принес ей Гастон. Перед отъездом он каждый день навещал ее, приносил какой-нибудь подарок и… хотя и был всегда начеку, не замечал, как за ним скользили по стенам домов зловещие тени. Когда он уехал, тени надолго замирали у часовни Сент-Авуа и исчезали, как только фонарщик подавал сигнал к тушению огней.

Содон потирал руки. Его подозрения все больше переходили в уверенность. И он ждал удобного случая. Однако Эльза по-прежнему не выходила из дома, а вламываться силой монахи не решались: в случае ошибки хозяин мог пожаловаться прево, а тот – наместнику, герцогу Орлеанскому Филиппу де Валуа. Герцог за нарушение порядка строго отчитал бы Содона, а монахов отправил бы обратно в монастырь, кроме того, мог пожаловаться папе на беспорядки, которые устраивает в городе легат. И Содон ждал. Он чуял, что в доме есть кто-то еще: не мог же Ла Ривьер ежедневно наносить визиты мэтру Бофису. И дождался. Случилось так, что сапожник заболел. Насморк, кашель, чох – все разом навалилось на него, после того как однажды он промочил ноги, а потом долго стоял на холодном ветру. Эльза перепробовала все средства, которые были под рукой, но ничто не помогало – мэтр Бофис по-прежнему лежал в постели, его бросало то в жар, то в холод, болела голова. Эльза вспомнила об аптекаре, у которого отлеживался Гастон; у него имелись всевозможные настои, пилюли и травы, она знала об этом. Значит, надо идти к нему. Но как? Днем нельзя, ее сразу увидят и узнают. Выходит, ночью. И как-то поздним вечером она вышла из дому. Стала на пороге, огляделась. Пустынные улицы, темные дома, луна высоко в небе. И тихо, ни ветерка. Можно идти. Не заблудиться бы. Но она знала маршрут: сначала вниз по улице Милого Местечка, затем, у монастыря Сен-Мерри, повернуть направо – и дальше по прямой до кладбища Невинных; первый же перекресток налево – улица Шап. Они ночевали здесь в кабачке «Бедро красотки». Совсем неподалеку от него, через два дома, живет аптекарь.

Она накинула капюшон. Теперь ее невозможно узнать, даже лица не видно: луна светит в спину, отбрасывая тень впереди. И она пошла, стараясь шагать бесшумно и прижимаясь к стенам домов. Но едва сделала два десятка шагов, как путь преградили три монаха в темных балахонах. Ни слова не говоря, они зажали ей рот рукой и потащили в сторону перекрестка, там повернули влево и торопливо направились вниз по улице Бобур. Эльза вырывалась, пробовала кричать – все бесполезно: в рот ей воткнули кляп, а на ее сопротивление не обращали внимания. И она поняла, что попалась; сейчас ее приведут к палачу, который долго ждал. До его дома оставалось миновать всего два квартала: Сен-Мартен и Сен-Мерри.

И вдруг из-за угла улицы дез Этюв показалось несколько человек, одетых неряшливо, по виду бродяг: кто-то хромал, у другого повязка на глазу, иные с костылями, но у каждого в руке дубинка, у кого-то за поясом нож. Монахи остановились: ночные нищие преградили им путь.

– Ба, да это никак святые отцы? – заговорил один из разбойников. – Гляди-ка, Баллед, настоящие монахи, чтоб мне провалиться в преисподнюю.

Вперед вышел Арно Ковель.

– Что делают ночью на моих улицах клобуки? Разве не пора им в это время покоиться в объятиях сна, ведь только что отзвонили к повечерию?

– Кто вы такие? – грубо спросил