в потолок. Слухи о моей причастности к происходящему разошлись по академии, их знали и жившие со мной пятеро благородных. Они и до этого сторонились меня, хоть ненависти и прочего не проявляли, а сегодня так вообще расположились в противоположной части зала, настороженно поглядывали на меня и о чём-то перешёптывались. Я мог бы воспользоваться «Слухом гончей» и подслушать разумных, но ради такой мелочи даже напрягаться не хотел.

Всё же, одна из девушек не выдержала зудящего любопытства в причинном месте и аккуратно приблизилась.

— Скажите… — она замялась, поняв, что никто из разумных так и не удосужился узнать моего имени. — Это ведь правда, первый магос, за двести лет?

Я перевёл взгляд с прекрасно выбеленного потолка, украшенного лепниной, на непримечательное лицо девки. И чуток кивнул. Та удивлённо переглянулась с остальными.

— Вы вписываете себя в историю. Магос, — с придыханием протянула та. — Скажите, что вы вообще чувствуете?

— Кроме усталости и раздражения? Желание напиться.

За час до начала выступления пришёл Клаус с тремя другими матонами. Они отряжены магистратом в помощь доставить заллаи до здания лектория во втором кольце академии. С десяток матонов и фаронов уже сейчас выстроились линией от ворот второго кольца до лектория, собственными телами показывая направление гостям.

В здании, по форме напоминающем квадрант, четверть круга, меня ждал магистор Кузаун и несколько магов из магистрата. Кузаун удостоверился, что у меня всё готово к выступлению, и сказал обращаться к магам из магистрата — но мне нужна была только тоненькая книженция с кратким описанием виденных, но не изученных порождений.

Зал лектория спокойно вместит в себя сотню человек. Ряды скамеек с письменными столами начинались в пяти метрах от подиума и дугами поднимались на высоту в пять метров. Под потолком магические светильники мягким фиолетовым светом освещали помещение. Напротив подиума, в первом ряду скамеек бело-синими лентами отделено место для архимагистора и Кузауна.

Позади подиума на стене доска и мел для записей, а около подиума расставлены столы. На них я разложил добытые восемь заллай, но вместо двух испортившийся положил листки с их описанием. Проверил, что я полностью готов к выступлению. Опёрся спиной на стену и стал ждать.

Зал заполнялся разумными. И каждый пришедший сперва таращилился на меня, но замечал разложенные заллаи и шокировано округлял глаза. Один из пришедших дворфов вместо того, чтобы подняться к отведённому ему месту, опасно приблизился к столам. Стоявшие недалеко маги вежливо указали дворфу на его место.

К началу выступления зал заполнился: три делегации длинноухих по трое разумных; двадцать два дворфа сидели парами, с одинаковыми украшениями в заплетённых косами бородах; шесть тёмных эльфов в богато украшенных одеждах; двенадцать орков с зелёной кожей и выпирающими нижними клыками, явно прошедших минимум два ритуала преображения; и больше пятидесяти нутонов и ратонов. Кто-то перешёптывался, взглядом показывая на меня, кто-то обсуждал заллаи на столе, кто-то загадочно косился на собравшихся. Среди собравшихся я не смог определить представителя Арнурского королевства, если он вообще явился. Но каждый из присутствующих представлял государство, академию, гильдию или торговую компанию, равную по значимости Настрайской академии.

В зал вошёл Кузаун вместе с архимагистором. Все сидевшие на трибунах затихли, но не встали. Я чутка поклонился, как и прочие маги.

— Начинай, мальчик мой, — дрожащим голосом бросил старик Кузауну, пародируя вымышленный Альцгеймер, и в сопровождении двух матонов отправился к своему месту.

Кузаун кинул на присутствующих многозначительный взгляд, и перевёл его на меня. Я на секунду прикрыл глаза, показывая, что готов. Кузаун ответил едва заметным кивком, и повернулся к залу.

— Два долгих века мир не видел магосов. Два века мир не знал новых открытий, улучшающих нашу жизнь. Ирония или нет, но эпоха безвременья уйдёт сегодня. Лик’Тулкис, магессор Настрайской академии.

Кузаун показал на меня и сказал начинать выступление. Я поблагодарил магистора и чуть поклонился: соблюдать этикет при такой публике необходимо всенепременнейше. Я взял тонкую книжку и зачитал описание паукана. Описал его десять вытянутых ходуль, с четырьмя суставами в них и покрытыми редкими, но длинными оранжевыми волосками. Описал вытянутое овальное брюшко тёмно-коричневого цвета, способное вытягиваться трубой, как хвост скорпиона, и подогнутые под туловищем две пары клешней. Описал само туловище и голову с десятью глазами и огромными хелицерами.

— Я прошу вас забыть это неграмотное описание твари.

Я вырвал из книги страничку с описанием твари. Все обалдело уставились на меня, Кузаун ошарашенно заморгал, даже старика архимагистора пробрало. Он едва заметно прищурился, мимолётно улыбнулся, и продолжил изображать аутиста с Альцгеймером.

Я скомкал вырванную страницу, отбросил её в сторону. И начал свой доклад. Долгие десять минут я только и делал, что описывал именно внешность плюющегося паукана, затрагивая даже такие незначительные аспекты, как цвет отдельных коготков на передней, средней и задней паре лап. Потому что именно эти лапы у паукана принимают основной вес тела на себя, когда как остальными двумя парами паукан может бить как кузнечик лапами.

Закончив описание внешности, я попросил задать вопросы. Поднял руку ратон, один из магов академии представил его как главу гильдии авантюристов и вольных наёмников с северного континента. Ратон спрашивал, записано ли моё выступление. А если да, то как можно получить копию.

Я достал стопку исписанных листов в фалангу пальца. После выступления она будет переданы в магистрат. Магистор взял слово и напомнил, что академия берёт на себя обязательство составить полный справочник по моему выступлению, включая записи о моём пути в академии, размножить и разослать во все гильдии авантюристов, академии, государства и торговые компании.

Следующие десять минут я рассказывал о поведении паукана: как он передвигается, как атакует, как пожирает жертву, и как изменяются его повадки от температуры воздуха, погоды, нахождения на деревьях или земле, и прочее.

В своих рассказах я избегал любых фактов, подчёркивающих моё «осквернение», но давал полнейшее описание порождения и выкладывал многие изначально неочевидные факты, стараясь подчеркнуть собравшимися фуаларал свою важность. Не знаю, что вообще они устраивают в своём скверном саду, но они обязаны пригласить такого ценного специалиста по скверне.

Третьим пунктом я перешёл именно к тому, что интересовало всех собравшихся.

Каждая ходуля паукана состоит из четырёх отделов. Первый, выходящий из туловища, около двух метров длины и толщиной в две ладони, потом отделы в полтора метра, метр и полметра, и каждый в полторы ладони толщиной. После оклазии каждый отдел остаётся с равной вероятности, но ужимается примерно в четверть. После убийства твари ходули достаточно разделить по суставам, даже не