бессмысленно, лучше уж прямое донорство, потери меньше выйдут. Ты сам-то пробовал?

— Нет. Я же сказал, только члены совета…

— Ага, — не утерпела я. — Утверждали, что владеют уникальным знанием, делающим их сильнее всех прочих. Чтобы никто не вздумал на власть покуситься.

Дара-Инн забрал свиток и погрузился в чтение. И чем дальше читал, тем больше мрачнел. Закончил, свернул лист и положил обратно в стоявший на столе ящичек из чёрного дерева, расписанный непонятными алыми символами.

— Сказал бы, что удивлён, — выговорил он медленно, — но после того, что сделал Саран-Вал с Оком, вряд ли можно ещё подобному удивляться. Жаль только, что люди жизнью поплатились за этот бесполезный секрет.

— Теперь понятно, почему в копии отсутствует эта часть, — усмехнулся Рэйн, сделав глоток вина. — Поздравляю, господа и дамы, страшная тайна Хэйма раскрыта окончательно.

— Там теперь снова можно жить? — осторожно уточнил до сих пор помалкивавший Гровер.

— Можно. Но лучше об этом пока не распространяться, а то набежит мародёров. И пусть уже несут горячее.

Эпилог

— Зачем ты всё-таки туда полез? — спросила я, доплетая косу. — Так хотел узнать великую и ужасную тайну свитка?

— Любопытно было, что же там, да, — признал Рэйн. — Но главным образом дело в другом. Просто предпочитаю, чтобы никакой тайны не было вовсе.

— Не любишь их?

— Тайны хороши, пока не пытаются тебя убить. Они сами, или те, кто узнал их раньше тебя.

Я кивнула, признавая его правоту. Бабушка, храня тайну ключа, наверняка понимала, что это может быть опасно. Потому со мной и не делилась. И что в итоге? Это убило её и едва не убило меня. И ещё кучу тех, кто о ключе даже не знал. Всё тайное рано или поздно становится явным. Вопрос в том, с какими последствиями.

— Но это был большой риск, — всё-таки заметила я.

— Риск дело благородное. Да и не такой уж большой, мы ведь знали, что делаем. И потом, с некоторых пор я стал больше задумываться о своём наследии.

— С каких же? — усмехнулась я, перебираясь в кровать.

— Угадай.

Я прикрыла глаза. Ну да, конечно, вопрос глупый. А ещё глупее то, что меня до сих пор временами покусывала совесть. Вроде и не провинилась ничем, а всё равно. Здраво размышляя, глупостей я натворила целую кучу. Был ли у меня выбор? А вот правда, был ли? О том, который сделала, я точно не жалела.

— Кстати, а что стало с Шолтаном? — поинтересовалась я, чтобы сменить тему.

— Его земной путь завершился, — чуть поморщился Рэйн.

Я кивнула, не став выведывать подробности. Ключ, похоже, воспользовался им как марионеткой, чтобы, напугав как следует, толкнуть меня на нужное решение. После он стал не нужен. Уничтожить лича непросто, но не невозможно.

— А с котом?

— Кот твой, наверное, на кухне до сих пор, — на этот раз Рэйн усмехнулся, потирая предплечье.

Там, я видела, царапины красовались, очень знатные. Добудиться до человека сквозь белое облако трудно. Одними воплями, даже самыми громкими, не обойтись.

— Он разбудил меня, — продолжил Рэйн. — А потом сразу заснул, и спал долго очень. Только перед твоим возвращением проснулся. Кажется, теперь это самый обычный кот.

— А раньше? — уточнила я подозрительно.

— Не знаю, — развёл руками муж. — У меня нет объяснения его прошлому поведению. Разве что одержимость предположить. Если, как ты говоришь, к ключу был привязан дух того мага…

— Ну да, — согласилась я.

Раньше проверять надо было, но как-то руки не дошли. А теперь уже поздно. Духи ключа и жезла покинули этот мир — или рассыпались. Так или иначе прекратили существовать. Следов не найти.

— Но мы его оставим, — подвёл черту Рэйн.

— Ещё бы, — фыркнула я. — Мы ему столько сливок задолжали.

* * *

Кот с самого утра крутился под ногами, выразительно мурча. Только запах еды и мог заставить эту наглую лоснящуюся морду шевелиться, тем более так резво. В остальное время паршивец предпочитал лениво дремать там, где до него не добраться неугомонной двухлетке.

— Эйдан, нет, — покачала я головой.

Сын тут же сделал вид, что вкуснее сладкой булочки с куском запечённого мяса ничего и быть не может. Маленький упрямец, никогда не сдаётся. Вот только несчастным голодным кошачьим глазам противостоять пока не научился.

— Он не голоден, — добавила я значительно мягче.

Мы эту науку тоже освоили не сразу, только когда осознали, что хвостатый паршивец до того отъелся, что уже не ходит, а перекатывается. И следующую пару месяцев кот постоянно яростно вопил, что не толст, а пушист. Хотелось бы сказать, вопил безрезультатно, но нет, кто-то то и дело не выдерживал. Постепенно вопли всё же стали реже и тише, а через год мохнатый негодяй похудел достаточно, чтобы торжественно принести нам в кровать пойманную мышь. Похвастаться хотел или отомстить, так и осталось тайной.

— Я тоже! — стукнула ложкой по столу Алеста.

Я невольно закатила глаза. В отличие от кота и Эйдана, готовых мести всё, что недостаточно крепко приколочено, дочка росла той ещё привередой. Вся в меня, как ни досадно признавать. И я знала, что всё сделаю, лишь бы никогда в жизни ей не пришлось с этой своей чертой расстаться, как мне. Но кашу съесть сейчас нужно было всё равно.

— Давай ещё ложечку за маму, — попросила я, подавив вздох при виде тарелки, в очередной раз оставшейся почти полной.

— Мама сама! — тут же возмутилась дочь.

— Хорошо, — согласилась я. — Я сама, а ты за папу.

— За папу, — кивнула Аля, вслед за мной зачерпывая кашу.

Каша была молочная, разваренная, немного сладкая. Прикрыв глаза, чтобы не видеть этой ужасной белой массы, я отправила ложку в рот, и сама едва не замурчала дуэтом с котом. Боги, до чего же вкусно… вкусно?!

Нет, нет, нет, только не это! Ведь следила же, никогда про зелье не забывала. Или забывала? Или ошиблась с приготовлением? Где и с чем, бесы побери, я могла промахнуться?! И как до сих пор не заметила?

— Мама? — обиженно протянула дочь, отвоёвывая остатки каши.

— Доедай, — подавила я вздох. — За папу, за брата.

И за второго брата, который