давало мне покоя. Этот ожог на его груди… Почему он сказал, «багряно-алую, как кровь заката»? Я помню, что для Ринд я дала ему желтый цветок сон-травы…

Я не добилась нужного, но пока он носит на груди этот знак моей власти, я буду верить в свои силы. И когда-нибудь найду способ его переиграть.

* * *

Ох уж этот ребенок великанши Ринд… Надеюсь, от него и правда будет большая польза, хоть когда-нибудь, потому что при своем рождении он произвел такие потрясения, что весь Асгард ходил ходуном и Ясень содрогался. Я тогда думала, не пожалел ли Один, что решился на все это ради бойкого мальца, из-за которого ему самому в конце концов пришлось покинуть Асгард…

Я сама присматривала за Ринд: хотела знать, что из всего этого выйдет. Отправила к ней дис – оберегать плод в утробе, чтобы все хлопоты не оказались напрасны. Дисы могут проникать везде, где способна теплиться жизнь, и они рассказывали мне, как у Ринд идут дела.

Когда настал срок, мы сразу увидели доказательство Одиновой правоты: ребенок родился, как истинный великан, с полным ртом зубов и с длинными черными волосами на голове. Узрев ее дитя своим сокрытым глазом, Один отправил за ним Локи. Но отдавать ребенка Ринд отказалась, и пришлось Локи привезти в Башню Врат их обоих. Мы ожидали увидеть спеленутого младенца на руках у матери, но Вали – такое имя ему нарекли, – уже стоял рядом с ней на собственных ногах и выглядел лет на семь. Великаны так быстро растут!

Тут-то все и выплыло наружу, и напрасно Один так старался опутать меня чарами молчания.

– Так это был ты! – возмущенно кричала Ринд, представ перед престолом Всеотца. – Ты был тем воином, кузнецом, чародеем – и той подлой старухой, которая оказалась вовсе не старухой! Ты зачаровал меня этим проклятым цветком! Не отпирайся, я потом нашла его у себя под подушкой! Из-за него я увидела сон и поддалась твоим чарам!

Да разве в Асгарде, полном божественно-зорких глаз и божественно-чутких ушей, можно скрыть такое позорище? Скоро вся прядь о совращении Ринд разлетелась по Асгарду. Я не могла удержаться от злорадства. Пусть-ка Один теперь своей возлюбленной запечатывает уста, чарами или поцелуями, да только поздно: правда о его похождениях уже известна всем.

Весь Асгард гудел. Как раз в это время Фригг вернулась из своего путешествия: она обходила мир, чтобы взять слово не причинять вреда Бальдру со всех живых существ и предметов, которые только способны это сделать. С огня и воды, со всех металлов, камней, деревьев, зверей, змей, ядов, птиц, болезней…

Хорошенькое открытие поджидало ее дома! Надо отдать ей честь: она не набросилась на Одина с упреками, а постаралась отвлечь асов от его позора. Собрала всех на Поле Света… Асы думали, она сейчас обличит мужа в измене, пригрозит его покинуть! Любители сплетен и раздоров потирали руки, глаза у всех были как блюдца. Но Фригг всех удивила: о похождениях своего мужа не сказала ни слова, а сообщила, что взяла во всех и со всего на свете слово не причинять вреда Бальдру и теперь он неуязвим. Вид ее выражал натянутую радость – она тревожилась за Бальдра, она очень устала, а новости дома не располагали к отдыху. Я неплохо к ней отношусь: за время жизни в Асгарде прежняя богиня болотных жертв и женских посвящений набрала немало разных умений и мудрости. Меня она недолюбливает, но скрывает это, и на людях мы держимся приветливо, не давая повода к сплетням. А ведь она знает: пожелай я пойти навстречу желаниям Одина, и госпожой Асгарда стану я, а ей придется уйти обратно, на одну из нижних степеней, и учить девочек прясть. Все остальное, что может она, я тоже могу.

Но хотя асы ожидали другого, рассказ Фригг их тоже взбудоражил. Давая выход возбуждению, все окружили Бальдра, сперва пытались шутливо его опрокинуть, потом стали кидать в него то камни, то копья. Фригг оказалась права – ни одно орудие до него не долетало и падало у ног. Вокруг него валялись уже целые груди копий и стрел… когда одна из них у всех на глазах вдруг прошила его грудь и он рухнул наземь! Мертвый!

Что тут началось… День с самого начала был необычный, но никто не ждал такого его завершения. Все побежали к Бальдру, спотыкаясь о кучи копий и камней. В груди его торчала стрела, сделанная из побега омелы, и она пробила его сердце насквозь. Мне было незачем к нему подходить – я и так ощутила, как оборвалась его нить. И не связать ее, не скрепить.

– Но кто это? – кричали со всех сторон. – Кто это сделал?

– Это Хёд!

– Да как он сумел – он же ничего не видит?

– Он не мог так хорошо прицелиться!

– Что случилось? – в недоумении восклицал бедняга Хёд.

Совершенно слепой от рождения, он даже не увидел, что его выстрел, единственный из всех, достиг цели.

– Ах ты негодяй! – раздался рядом с ним звонкий, никому не знакомый голос. – Ты убил моего брата!

Ребенок – за утро он еще подрос и стал похож на двенадцатилетнего – подхватил с земли чье-то копье и могучим ударом вогнал его в грудь Хёда. Тот упал, все с тем же недоумением на незрячем лице. Вали, сын Ринд, даже не понял, что убийца – родной брат Бальдру и сводный брат ему самому. Он слишком мало времени провел в Асгарде – даже осмотреться не успел. А Ринд, бывшая мамашей всего один день и еще не набравшая опыта, судачила в кружке с Гевьюн и прочими девами, рассказывала про свой сон и красавца ётуна, а за ребенком следить забыла. Казалось бы, что с ним может случиться в Асгарде? И вот – не успев повзрослеть даже на два дня после рождения, дитя великаньей крови уже сделалось убийцей, да еще брата, и мстителем – тоже за брата.

О Имир! О великий Один, бог преображений! Столь много у него ликов и воплощений, что порой ему приходится наносить смертельные удары самому себе, в надежде, что в будущем это принесет пользу миру! Надеюсь, пророчества его не обманут, ведь боль от этих ран он испытывает уже сейчас.

О погребении Бальдра и попытках вызволит его из-под власти Хель известно достаточно. Я знала, что из этого ничего не выйдет – Одину необходимо было переправить Бальдра в мир смерти, чтобы обеспечить его возрождение в нужный срок, и он это