до лесов перед границами Ётунхейма, где обитает наша мачеха, и сама – оседлаю вепря или запрягу куниц. Но мне всегда приятно побыть с кем-то из моих братьев – мое сердце радует вид их красоты и мужества. Если Фрейра я могу видеть когда угодно – брак с Герд не уменьшил его любви ко мне, – то с Уллем мы видимся, только когда он сам выходит из своей крепости тисовых сумерек. Если он найдет когда-нибудь жену по душе, как приятно им будет жить в этих сумерках вдвоем, отгородившись от всего мира, от суеты Асгарда бесчисленными столбами толстенных кряжистых стволов и непроницаемыми занавесями зеленых иглистых ветвей в россыпях красных ягод…

Мы вместе вышли из дома, и Улль мигом привел к дверям свой корабль. Судно его невелико – на нем только двое и могут поместиться, – но так быстроходно, что за один день одолевает весь небосклон, с восточной до западной половины мира. На носу его сияет золотой щит, издали давая знать, кто едет по небу. Сев к нему спиной, чтобы не слепил глаза, я любовалась красотами, что расстилались далеко внизу под нами. Сначала мы летели над Мидгардом – передо мной разворачивались зеленые долины, близ воды пестрели крыши домов, крытые то серым камышом, то зеленым дерном, то желтой соломой. Видны были лоскутки пашен, перемежаемые пятнами лугов, и все это обрамляла более темная зелень хвойных лесов. А еще дальше виднелась нерушимая стены высоких гор – та самая, которую строил ётун, надеясь в награду за работу получить меня. Все же он выстроил неплохую ограду между освоенным миром и неосвоенным, хоть она уже и обветшала с тех пор. Вот только ворота так и не сделали, и время от времени разные чудища пробираются в Мидгард, ища поживы. Но Один как-то говорил, что это не так уж плохо – дает людям возможность показать свою отвагу и доблесть, совершить подвиги, стать героями сказаний.

Там, где мы проплывали, тучи расходились, ясный свет заливал землю – не зря же Улля называют Сияющим. Улыбался бы он почаще – по всем мирам круглый год было бы светло. Следуя руслу долин, мы плыли на север, и горы по бокам сменяли одна другую – одни с голыми серовато-бурыми крутыми склонами, другие лесистые. За горами лежали другие долины, залитые отраженной синевой облаков.

Мы проплывали над озерами, и тогда я видела на зеленоватой или синей воде тень от нашего корабля. Ветер высот раздувал мои волосы и наполнял сердце радостью. Улль уверенно правил рулем, его белые волосы вились за плечами, как метель, и на лице тоже была радость свободного полета. Я подмигнула ему, и он засмеялся. Чтобы увидеть, как он смеется, стоило отправиться к границам Ётунхейма!

Вот показалось море – сумрачное, взволнованное. Высокие валы, будто в досаде, перекидывались белой пеной, я слышала знакомый гневный рокот. С высоты было видно, как они длинны, и гнев отца поистине внушал страх. Я помахала ему, свет золотого щита упал на волны, и те откликнулись яркими бликами – отец, смягчаясь, приветствовал нас.

Миновав заливы, мы вновь двигались над сушей, все дальше забираясь на север. Здесь люди не живут, домики и пашни исчезли. Горы стали совсем могучими, крутыми, неприступными; на их пегих боках пятнами лежал снег. Рослые темные ели мятежно рвались ввысь, стоя плотным строем. Никто, кроме них, и не мог бы держаться на этих склонах, ни один воин не прорвется сквозь этот строй. Но и они приветствовали нас, вспыхивая яркими красками в отблесках золотого щита. До чего красиво их зелень сочеталась с серым цветом каменных склонов, припорошенных снегом! В низинах снег лежал целым полотном, с высоты оно казалось легким, пушистым, будто мех моих куниц; хотелось поднять это покрывало и набросить на плечи.

Близился вечер, сияние щита приугасло. По склонам стлался туман, из него торчали только вершины елей, будто они парят, не касаясь стволами земли. Тучи над вершинами налились лиловым с багряными отблесками.

Горы внизу совсем посерели, когда Улль направил корабль вниз. Плавно снижаясь, мы наконец опустились на вершину одной из лесистых гор, где среди еловых вершин высилась крыша огромного дома. Когда-то здесь жил Тьяци – великан, любивший принимать облик черного орла. Так и вижу, как он сидит на этой крыше, расправив крылья и покрывая ими весь дом. Все-таки здесь довольно мрачно – кругом только скалы да густые еловые леса. Не так уж удивительно, что Тьяци пытался раздобыть в жены нашу красавицу Идунн, похожую на яблоню в цвету. У нее светлые карие глаза, розовый яблочный румянец, а яркие пухлые губки сладки как мед – это мне Фрейр говорил. Волосы у нее каштановые, кудрявые, украшенные пышными гроздьями бело-розовых цветов яблони. От ее личика, от стройного округлого стана трудно оторвать глаз – но в этих местах она была бы так же неуместна, как молоденькая цветущая яблонька среди мрачного ельника. Она зачахла бы здесь, если бы Локи ее не выручил.

Громадные ели окружали поляну. Когда днище корабля коснулось земли, золотой щит погас. Но Скади уже показалась на пороге – издали заметила сияние в небе. К нам кинулись несколько охотничьих собак, белых и серых, – ее здешние спутники жизни. Скади выглядела неброско, по-домашнему – темные волосы заплетены в длинные косы, серое платье, передник, на голове платок, в руке нож. Но не как оружие – видно, разделывала дичь.

Улль ловко перескочил через борт и оказался на земле. Я встала на скамью, он протянул ко мне руки, и я прыгнула в его объятия. В сумерках его лицо источало неяркий, но такой отрадный свет, внушало надежду, что тьма не сможет поглотить мир целиком. Волосы сейчас напоминали не пряди метели, а лучи. Поставив меня на землю, он повернулся к Скади. Ее собаки прыгали вокруг нас, лаяли, но не приближались. Мы направились к дому. Скади ждала нас, не сходя с места, и вид у нее был довольно хмурый.

– Привет и здоровья тебе, Скади! – Я подошла и поцеловала ее. – Как от тебя приятно пахнет!

От нее веяло мхом, древесным смолистым дымом, лесной влагой, прелой листвой, немного даже звериной шерстью. Мне и правда нравится этот запах – в нем столько жизни!

– А мне можно? – невозмутимо осведомился Улль.

– Нет! – отрезала Скади. – Не надейтесь меня разжалобить вашими слюнявыми нежностями!

Я расхохоталась. Бедная Скади, выросшая среди великанов, так не привыкла к проявлениям любви, что боится их и не знает, что с