темы и забывал ответить на мои вопросы. Но в тот раз я была полна решимости получить хоть какой-то ответ. Мое терпение кончилось, когда он принялся читать вслух стихотворение, оставленное искусной монахиней на боку чашки:

«Наш мир – лишь прах, сметаемый с тропинки; в моей обители есть всё, что нужно мне, в вершинах сосен ветер …»

– Однако, Ходзо-сан! – произнесла я. – Чашка ведь не разбилась!

Он удивленно перевел на меня взгляд.

– Для меня она разбита, – сказал он. – Внутренняя суть чашки заключается в том, чтобы быть разбитой. Именно поэтому она так прекрасна сейчас и вот почему я ценю пока ещё существующую возможность пить из неё.

Он с любовью посмотрел на неё, сделал последний глоток и осторожно поставил опустевшую чашку на поднос, добавив:

– Что потеряно, то потеряно безвозвратно.

В тот день учитель дал мне неоценимый урок о непостоянстве форм существования и о внутренней пустоте всех вещей.

Другой урок, наглядным пособием для которого послужила всё та же чайная чашка, я получила несколько лет спустя, уже после кончины учителя. Одиннадцатого марта 2011 года в два часа сорок шесть минут пополудни подводное землетрясение с магнитудой в девять баллов необычайно могучим толчком обрушило северо-восточное побережье Японии. Я находилась на кухне нашего маленького храма в Токио, в трёхстах семидесяти трёх километрах от эпицентра, и готовила чай, когда меня совершенно внезапно отбросило в сторону, а чашка работы Ренгецу вылетела у меня из рук.

Учитель передал мне эту чашку, сделав меня последовательницей и наследницей своего учения, и я ее очень берегла. Когда она вылетела у меня из рук, я ринулась за ней, торопясь её подхватить и проклиная себя за неуклюжесть, а в следующий момент я и сама оказалась на полу. Только тогда я поняла, что происходит. Кастрюли и сковороды слетали со стола. Тарелки падали на пол и разлетались на куски. Встав на четвереньки, я прикрыла голову руками. Пол кренился, швыряя меня то вправо, то влево, а продукты летали по кухне во всех направлениях. С большим трудом я смогла доползти до плиты и отключить газ.

Землетрясение продолжалось долгих шесть минут, а когда оно прекратилось и я занялась уборкой кухни, то обнаружила на полу чашку Ренгецу, разбившуюся на куски. Эти черепки я собрала и положила на домашний алтарь в кабинете перед портретом учителя.

– Вы были правы, – сказала я. – Она уже разбита.

Пережитое нами в Токио не шло ни в какое сравнение с тем, что произошло на севере страны, куда обрушился удар ужасного цунами, разрушившего всё на своём пути и принесшего гибель пятнадцати тысячам человек, которых смыло в океан. В течение следующих нескольких дней весь мир мог видеть, как смертоносный вал тёмной воды, проломив дамбы, заливает большие и малые города и превращает их в обломки. Мы видели, как люди, спотыкаясь, бегут по полям, пытаясь спастись на возвышенностях. Мы были свидетелями тому, как волны уносят легковые машины и грузовики; в их окнах видны были охваченные ужасом лица водителей и пассажиров. Целые многоквартирные дома срывало с фундаментов и уносило вглубь суши этой чёрной волной, а жившие в них люди цеплялись за крыши и взывали из окон о помощи. Отхлынув обратно, волна унесла их всех с собой.

Так много людей погибло. Очень многие пропали без вести. Другим удалось спастись, но при этом они лишились всего имущества – жилищ и автомобилей, одежды и ювелирных изделий, электронных устройств и бытовых приборов, которые они зарабатывали тяжелым трудом. Я уже не говорю о бесценных реликвиях – альбомах с семейными фотографиями, письмах, подарках на память и прочих дорогих сердцу предметах, бережно передаваемых по наследству из поколения в поколение.

Это был ещё один важный урок на тему непостоянства всех вещей. Япония расположена в сейсмически активной зоне, так что землетрясения у нас нередкое явление. Несчастье может обрушиться в любой момент, но мы забываем об этом, отвлекаясь на блестящие, яркие блага повседневной жизни. Отвлекшись, мы усыпляем себя ощущением мнимой безопасности, и в этом сладком сне проходит наша жизнь.

Землетрясение встряхнуло нас, заставив проснуться, а цунами смыло наши заблуждения. Оно заставило нас усомниться в наших ценностях, в нашей привязанности к материальной собственности. Если всё то, что я считаю своим – моё имущество, моя семья, моя жизнь, – могут быть унесены в одно мгновение, то мне следует задаться вопросом: а что в этом мире реально? Та волна напомнила нам, что действительно реально только непостоянство. Это был момент пробуждения нашей подлинной природы.

Уже разбитой.

Зная это, мы можем ценить каждую вещь такой, какая она есть, и любить друг друга такими, какие мы есть, – полностью и безоговорочно, без ожиданий и разочарований. При таком подходе жизнь становится ещё более прекрасной, разве нет?

Много времени спустя я нашла одного мастера традиционных ремесел, который сумел скрепить кусочки чашки Ренгецу золотыми проволочками и склеить их лаком. Теперь черепки сшиты золотыми швами, такими изящными, что разбитость чашки не кажется изъяном. На мой взгляд, она теперь ещё прелестнее, чем была.

Бенни

Это ведь было то самое землетрясение, да? Та самая катастрофа из снежного шара Алеф, который я подарил маме? Я раньше никогда не думал, каково это – оказаться внутри такого шара. В смысле, не внутри снежного шара, потому что это нереально. Я имею в виду, каково это – находиться в зоне землетрясения, цунами или утечки на АЭС. Эти вещи реальны, и находиться там, должно быть, очень скверно.

И вот эти рассуждения Айкон о восприятии жизни как сна – я понял, о чем они. Напоминает ту песенку, которую мы напевали в Переплетной, вот только произошедшее в ту ночь было больше похоже на пробуждение или что-то вроде побега из плена. Ты назвала это непереплетенным состоянием, но ты книга, так что твоё определение не лишено смысла. Не знаю, как сказать, но я помню это ощущение. С тех самых пор, как погиб отец, я ощущал себя заключенным в какой-то катастрофический снежный шар, и с каждым дрянным событием стекло вокруг меня сжималось, оставляя мне всё меньше и меньше места. Но в ту нашу ночь в Переплётный снежный шар моей жизни разбился, и я вышел на волю: я увидел весь мир, и каждая вещь в нем была прекрасной и реальной, такой, какая она есть. Тогда я не очень это понимал, всё вокруг представлялось довольно жутким: появились полицейские, и все вокруг сходили