Он замолчал, и Роуан с тяжестью в душе заметила, какнапряглись его руки и застыло лицо.

– Потому что хочу, чтобы вы полюбили меня, –кротко произнес Эш.

Роуан оставалась безмолвной и чувствовала себя слегканесчастной.

Но Майкл только улыбнулся своей обычной искренней улыбкой исказал:

– Расскажите нам все, Эш. Просто… расскажите. Эшрассмеялся. А затем все вновь замолкли, но напряжение и неловкость исчезли.

И Эш начал.

Все Талтосы уже с момента рождения обладают большим объемомзнаний: они знают об исторических событиях, знают все легенды, некоторые песни,необходимые для совершения определенных ритуалов, язык матери, языки людей,живущих с ней рядом, основные знания матери и, возможно, ее более тонкие и глубокиезнания тоже.

На самом деле эти основные дары скорее похожи на неотмеченные на карте золотоносные жилы, залегающие в горах. Ни один Талтос незнает, сколь многое он может почерпнуть из этой остаточной памяти. С некоторымусилием можно открыть удивительные вещи в своем собственном разуме. НекоторыеТалтосы даже могут с легкостью найти путь домой, в Доннелейт, хотя и не могутобъяснить, как это им удается. Некоторые стремятся к далекому северному берегуУнста, самого северного острова Британии, чтобы взглянуть на маяк Макл Флаггапо другую сторону морского залива Баррафирс в поисках утраченной земли нашегорождения.

Объяснение всего этого лежит в химии мозга. Это, скореевсего, весьма просто, но мы не сможем понять этого, пока не узнаем точно,почему лосось возвращается в реки своего рождения, чтобы именно там метатьикру, или почему определенные виды бабочек находят дорогу к одному крошечномуместечку в лесу, когда приходит время размножаться.

Мы обладаем великолепным слухом; громкие звуки вызывают унас боль. Музыка вообще может парализовать нас. Мы должны быть очень, оченьбдительны и осторожны с музыкой. Мы мгновенно узнаем других Талтосов по виду изапаху. Мы опознаем ведьм, когда видим их, и присутствие ведьм всегдаошеломляет. Ведьма – это то, чем человек быть не может, и Талтос не должен имипренебрегать. Но я вернусь к этому позднее, по мере того как буду рассказыватьсвою историю. Я хочу сказать, однако, что мы не можем, насколько мне известно,иметь две жизни, как думал Стюарт Гордон, хотя необходимо отметить, что этоошибочное мнение о нас было широко распространено среди человеческих существнекоторое время. Однако когда мы исследуем наши древнейшие расовыевоспоминания, когда мы смело внедряемся в свое прошлое, то вскоре частоприходим к осознанию, что это прошлое не может быть воспоминаниями только однойотдельной души.

Ваш Лэшер был душой, жившей раньше, да. Мятущейся душой,отказывавшейся принимать смерть и совершившей грубую, трагическую ошибкуповторного возвращения в жизнь, за которую поплатились другие.

Ко времени короля Генриха и королевы Анны Талтос превратилсяпросто в легенду Высокогорья. Лэшер не знал, как проверить воспоминания, скоторыми он родился. Его мать была простая человеческая женщина, и поразмышлении он решил стать человеком, как поступали многие из Талтосов ранее.

Я хочу сказать, что для меня настоящая жизнь началась, когдамы все еще были народом из утраченной страны, а Британия – страной зимы. Мызнали о стране зимы, но никогда не бывали там, так как наш остров тогда еще оставалсятеплым. Все мои основополагающие воспоминания касались этой страны. Они былинаполнены солнечным светом, но не находили применения и постепенно угасали стех пор под влиянием дальнейших событий, под грузом моей долгой жизни и моихразмышлений.

Утраченная земля находилась в северном море, у побережьяУнста, и была едва различима, как я уже указывал, в том месте, где Гольфстрим вте времена омывал берега и делал температуру воды вполне благоприятной.Закрытая от мороза земля, на которой мы развивались, на самом деле, как я думаюныне, вспоминая те времена, была не чем иным, как гигантским кратером огромноговулкана, распространявшегося в ширину на много-много миль, и, кроме того,представляла собой еще и великую плодородную долину, окруженную зловещими, хотяи прекрасными скалами, тропическую долину, испещренную бесчисленными гейзерамис кипящей водой и горячими источниками, вырывавшимися из-под земли, которыесливались в огромные чистые и прекрасные озера. Воздух над ними всегдаоставался влажным и теплым. По берегам наших небольших озер росли деревья,папоротники, достигавшие гигантских размеров, и множество фруктов всех видов ицветов: манго, груши, дыни всевозможных размеров; с утесов всегда визобилии свисали лозы с дикими ягодами: дикой вишней и виноградом.Растительность там была вечнозеленая и густая.

Наивкуснейшими фруктами оказались груши, имевшие почти белыйцвет. Лучшими плодами моря были устрицы, мидии, скаллопы – они тоже были белые.Там росли и плоды хлебного дерева, также белые под кожурой. У нас было козьемолоко, если удавалось подоить коз, но их молоко никогда не было таким вкусным,как материнское или как молоко других женщин, позволявших пить его тем, когоони любили.

Ветры редко проникали в долину, закрытую со всех сторон, заисключением двух или трех проходов с побережья. Побережье было опасным, ибо,хотя вода и оставалась более теплой, чем возле берегов Британии, все же онаказалась холодной, и когда задували жестокие ветры, то тебя запросто моглоунести в открытое море. В действительности, если Талтос хотел умереть, что, какмне говорили, случалось, – ему достаточно было вступить в море.

Я думаю, хотя теперь уже никогда не узнаю этого точно, чтомы жили на острове – очень большом, но все же острове. Существовал обычай,принятый у некоторых беловолосых, пешком огибать его полностью, вдоль пляжей, имне рассказывали, что такое путешествие занимало много-много дней.

Мы всегда знали о существовании огня, умели егоподдерживать, и были места высоко в горах, где огонь вырывался прямо из-подземли. Не сама земля, а расплавленная лава вытекала тоненькой струйкой изнекоторых подобных мест, быстро сбегая к морю.

Мы всегда знали, как добыть огонь, не давать ему погаснуть,подкармливать его и поддерживать. Мы привыкли зажигать огонь в долгие зимниеночи, хотя не давали этой поре такого названия, и холодно не было. Иногда мыиспользовали огонь для приготовления пищи в дни больших праздников, но побольшей части в этом не было необходимости. Мы использовали огонь, разжигая егов круге, когда рождались дети. Мы танцевали вокруг огня, а иногда играли с ним.Я не знаю ни одного несчастного случая, когда огонь кому-либо причинил вред.

Как далеко ветры с земли могли доносить семена, птиц,прутья, ветки, с корнем вырванные деревья, я не имею представления, но все то,что любит тепло, процветало на этой земле. И отсюда начался мой народ.