Интерлюдия

В дверь позвонили в четыре часа утра. Бывший инспектор уголовной полиции Дели, а ныне ночной сторож на складе компании «Микромакс», шестидесятилетний Лакшай Шеной пошёл открывать. Он всё равно не спал: его мучили головные боли, и график работы три дня через два не позволял привести биологические часы в порядок. В рабочие дни он спал днём, но в выходные предпочитал просыпаться с петухами и жить, как нормальный человек. Или хотя бы делать вид.

Работа была несложная, но изматывающая: склад у «Микромакс» был очень большой, а сигнализация стояла чересчур чувствительная. Лакшаю каждую ночь приходилось проводить на ногах, прибегая на каждый сигнал сенсоров и отключая сигнализацию. Зарплату платили ничтожную, начальник смены спускал с него пять шкур за ночь, посылая в самые дальние углы и общаясь с ним исключительно бранью, но жаловаться Лашкаю не приходилось — в его положении эта была лучшая работа, на которую он мог рассчитывать. Требовалось всего-то сносное знание техники, да и прошлое в полиции помогало — а самое главное, на этой работе ему не нужно было контактировать с людьми, и потому исправительное управление согласилось дать разрешение.

Исправительное управление… Как будто они собирались его исправлять. Как будто они не кинули его в тюрьму строгого режима на десять лет, где он и дня не прожил без оскорблений и унижений со стороны сокамерников, а надзиратели делали вид, что не замечают, как его избивают, но стоило ему поднять руку в ответ — как они были тут же, рядом, и его ждал карцер. Как будто его не подвергли химической кастрации и каждые три месяца не приходили к нему делать эти уколы. Как будто не вживили ему в руку этот чип и не заставили носить этот сиреневый браслет, запретив прятать его под рубашкой. Словно если вы так тупы, что не можете распознать сигнал от коммуникатора, то поймёте, бросив взгляд на браслет. И не подумаете, о нет, что это последний писк моды: до вас сразу дойдёт, что сиреневый браслет — метка педофила-рецидивиста, и вы должны хватать своих детей и уводить их за пять километров от него.

— Иду я! иду! — крикнул Лакшай Шеной, подходя к двери. Они звонили без остановки. На экране камеры он увидел, что это полицейские — трое, лица скрыты тенью. Опять пожаловали… Как будто и без того не знали, что он дома, как будто чип не сообщал им о каждом его передвижении. Как будто они не контролировали даже трафик его коммуникатора и не выносили по предупреждению за каждый килобайт скачанной порнографии… Пока он не погасил условную судимость, даже лишний раз зайти в Сеть боялся — вдруг случайно выползет реклама какого-нибудь препарата для улучшения потенции, и его друзья-приставы аннулируют на этом основании решение о досрочном освобождении и вернут его в тюрьму Тихар.

Чтобы не вернуться туда, он был готов на всё. Не пользоваться Сетью, сидеть круглыми днями дома и ходить на дерьмовую работу, ждать визита полиции двадцать четыре часа в сутки… всё, что он мог себе позволить, — украдкой наблюдать за тем, как соседские дети играют во дворе их многоквартирного дома. Ради этого он даже купил себе маленький бинокль, который прятал в ванной комнате — единственном месте в квартире, где они не установили камеры.

Ещё Лакшай вспоминал молодость. Те годы, пока он ещё не загремел в тюрьму, когда один из рассерженных клиентов предал его… Несколько лет он наслаждался жизнью. Годы, когда он был королём, а в подвале его большого дома в Калкаджи находилось его маленькое, но такое сладкое королевство. Он был их королём. Их пурпурным королём. Он вспоминал их, части их тел, свои поцелуи и оргии, которые устраивал; вспоминал, как ласкал и любил их, и как они любили его, и имена, которые он им давал. Пурпурный король… его пурпурная мантия, которую они так любили… Особенно одна девочка, одна маленькая девочка, она всегда отказывалась смотреть ему в глаза и потому была особенно любима.

Даже сейчас, несмотря на регулярно вводимые препараты, Лакшай почувствовал возбуждение и разочарование от того, что эрекция не продержится и секунды. Всё наслаждение осталось в прошлом — так хотелось вернуться туда! Он мог бы оставаться их королём до сих пор, не соверши он глупость. У него было всё. Он просто допустил ошибку.

— Проходите, — сказал он полицейским, открывая дверь в свою маленькую квартирку. Он привык к внезапным визитам и боялся одного — как бы не нашли бинокль. В принципе нет ничего страшного, даже если они его и найдут, но последуют вопросы, на которые он не хотел отвечать. А ещё они позвонят на работу… И начальник смены будет ещё хуже обращаться с ним, а он ведь и так в прошлый раз назвал его «сраным педофилом» и пообещал «выжить отсюда любой ценой».

Полицейские молча зашли внутрь, и Лакшай спросил:

— Вы у меня в первый раз? — Они молча осматривались. — Я вас не знаю.

Один из полицейских закрыл дверь, другой отправился в ванную, третий стоял прямо напротив Лакшая.

— Смотрите что хотите, — предложил Лакшай. — Но что-то вы сегодня… рановато.

«Зачем, зачем ты это сказал? — отругал он себя. — Разве ты не знаешь, как они к тебе относятся? Любую причину, любой повод используют, только бы закрыть тебя опять!»

— Простите, — извинился он. — Я весь день был дома. Нигде кроме работы не был.

— Чисто, — отметил полицейский, вернувшийся из ванной.

— Я раскаиваюсь, — сказал Лакшай. — Я ничем…

— Тихо, — прервал полицейский, стоявший напротив него. Лакшай замолчал. Полицейский оглядел его с ног до головы, потом прикоснулся к коммуникатору и вывел какую-то информацию себе на электронные очки.

«Это уже плохо, — подумал Лакшай. — У них что-то на меня есть. Они чего-то хотят… Неужели кто-то заметил бинокль?.. Но я просто наблюдаю, я ничего не делаю, я даже не дрочу, я только наблюдаю и вспоминаю… О нет, о нет, нет, нет, только не моя память, они что же, забрались ко мне в голову через коммуникатор? Но мои мысли принадлежат только мне, никакого вреда, я что, не могу даже подумать, о чём мне хочется, они и это знают, знают, что я не раскаиваюсь, что я…»

Полицейские вдруг повалили его на пол, и Лакшай от неожиданности инстинктивно дёрнулся, но тут же вспомнил, что сопротивление оказывать нельзя ни в коем случае, и расслабился. Что происходит? Он ударился головой при падении и потерял сознание. Полицейские связали его руки и ноги, а потом один из них достал нож с электрическим лезвием и аккуратно разрезал браслет на его руке; затем он вскрыл ладонь Лакшая и удалил из неё чип. Другой полицейский в это время снял с него заушный коммуникатор и проверил, отключён ли тот от Сети.

Они раздели Лакшая, натянули на него мешок и вынесли из квартиры. Спустились на лифте вниз, после чего двое отнесли Лакшая в машину, а третий позвонил в охранную фирму, сотрудники которой управляли видеонаблюдением в доме, представился капитаном полиции Нью-Дели и сообщил, что заедет к ним в течение дня и разъяснит ситуацию.

К рассвету они приехали на берег реки Джамны в южном округе Дели, где на пустыре под мостом, на фоне строящихся небоскрёбов, достали из машины тело Лакшая Шеноя и бросили на холодную землю. Он уже пришёл в себя, очнулся во время поездки, но рот у него был забит кляпом. Первое, что он увидел после извлечения на свет, — комья жидкой грязи, в которую упёрлось его лицо при падении. Странно, но первое, о чём он подумал, — об одном из своих снов, где его постоянно рвало жидким дерьмом после совокупления с пурпурным осьминогом. Некоторые назвали бы этот сон кошмаром, но Лакшаю он понравился — вносил хоть какую-то необычность в его однообразную и контролируемую со всех сторон жизнь.