Нам Туен улыбался.

— Тихо, тихо, — он положил свободную руку ей на плечо. — Что у вас написано на плакате?

— Что? Ах, да, плакат! — Женщина выпустила его руку и подняла плакат. — Спасибо! Спасибо вам, вот что написано…

— За что «спасибо»? — спросил Нам Туен.

Женщина открыла рот и издала нечленораздельный звук.

— Дайте мне сказать! Пустите! — рвался кто-то сквозь протянутые руки, и к Нам Туену пробился молодой парень, в очках и футболке. — Спасибо вам! Спасибо вам за моего отца, которого выпустили из тюрьмы!! Я обязан вам жизнью! Я кореец, спасибо вам!

— Я из Афганистана, я был нищим, переехал в Корею в тридцатые годы, — вдруг поверх голов заголосил чей-то бас. Бородатый великан с мощной грудью. — Благодаря вашей миграционной программе я нашёл работу, познакомился со своей женой!

Он поднял на руках маленькую смеющуюся девочку с торчащими косичками.

— Её зовут Лин, в честь вашей дочери! Мы здесь отдыхаем, и только я услышал, что вы будете проездом, то сразу поспешил занять место! Хотел, чтобы она вас увидела!

— Мой сын, — вдруг заговорила женщина с плакатом, — был в армии, когда чуть не случилась война. Он жив благодаря вам, вот за это вам спасибо!

— Вы ведь знаете президента Цзи Киу! — кричал кто-то, Нам Туен не видел его лица. — Так скажите, скажите ему, чтоб не вёл себя как клан Кимов!

— Тихо! — заткнули его. — Ты что, идиот?!

— Поговорите с ним о сокращении рабочих мест в Вэньчане, — услышал Нам Туен робкий голос молодой женщины с острым носом и худыми скулами. Она говорила тихо, не стараясь всех перекричать, но требовательно, не запинаясь. — Нас увольняют без выплаты пособий, без предложений о новой работе… У меня будут дети, и нет денег, чтобы их кормить…

— У меня нет денег, чтобы получить высшее образование! — заверещал тонкий голосок рядом с ней. — Я сдал все экзамены, я получил высокие баллы, но подал заявление слишком поздно, и все бюджетные места оказались заняты, а льготный кредит мне не дают; почему?

— Вы знаете о дискриминации не прошедших НБп в университетах Кореи? — прорывался кто-то с вопросом, причём тон выдавал обывателя. — Как вы на это смотрите?

— Вы прошли НБп сами? — подхватил кто-то.

Они уже перестали тянуть к нему руки и не давали ему времени отвечать; некоторые лица продолжали светиться благодарностью и признательностью, словно видели спустившегося с Олимпа бога, но другие смотрели требовательно, кричали, хотели получить от него ответ на вопросы, а не просто благосклонный взгляд.

— Назад! Назад! — раздались вдруг крики. Нам Туен заметил, как кого-то, прорывавшегося к нему сквозь толпу, повалили агенты в штатском; и тут же охрана, распихав автоматами людей, отсекла его от толпы. Его схватили под руки и буквально понесли назад к машине. Сзади вопили и кричали; больше никто не скандировал, плакаты и транспаранты опустились.

Нам Туена посадили в машину, закрыли дверь, и кортеж тут же рванул с места, стремясь быстрее покинуть город. Нам Туен тяжело дышал. Телохранители обращались с ним бережно, но жёстко: хват одного из них отозвался болью в предплечье. Нам Туен поправил покосившиеся очки и с улыбкой посмотрел на Тао Гофэна, который сидел рядом.

— Ты сошёл с ума? — спросил его Тао. — Если тебе плевать на себя, то подумай хотя бы о своей семье, о своей жене; подумай, каково ей будет знать, что ты так глупо погиб.

— Они бы мне ничего не сделали, — сказал Нам Туен.

— Откуда ты знаешь?! — повысил голос Тао. — Откуда ты знаешь, что там не было ни одного «красного самурая», ни одного безумца, такого же как ты, в конце концов?!

— Там стояли рамки, они все были безоружны…

— Да он бы мог накинуться на тебя и загрызть! И задушить, или швырнуть в тебя булыжник, прямо в голову, вот так! — Тао изобразил полёт булыжника кулаком, направив его в лоб Нам Туену. — Что на тебя нашло, Туен? Ты спятил?

— Нет… — Нам Туен покачал головой. — Мне показалось в какой-то момент, что эти люди за ограждением… эти толпы… Это напомнило мне красные демонстрации, красные парады. Они так же прославляли своих вождей, как теперь прославляют меня.

— Ты точно спятил, — кивнул Тао. — Я изо всех сил пытаюсь обеспечить твою безопасность, а ты изо всех сил пытаешься мне помешать…

— Тао, послушай, — он прервал друга жестом руки, — я решил, что должен в этом разобраться немедленно. Прости, я понимаю, я поступил неправильно, но для меня было важно понять.

— Понять что? — Тао пренебрежительно рассмеялся. — Туен, это ты меня послушай. За тобой охотятся. Мы предотвратили десятки покушений. Тебя хотят убить антиглобалисты, за тобой охотятся исламские террористы, «красные самураи» опять активизировались… Мне только что доложили, что час назад был сбит беспилотник без опознавательных знаков, который был запущен откуда-то с севера острова нам навстречу… Он нёс под крылом самонаводящуюся ракету, ты понимаешь это?

— Да, Тао.

— Я, твоя служба безопасности и этот бронированный автомобиль — всё, что отделяет тебя от смерти, — проговорил, делая ударение на каждом слове, Тао. — Ты не боишься смерти, но это будет смерть и всех твоих планов, всех твоих начинаний, всего будущего, которое ты задумал. Мы с тобой вместе двадцать лет, Туен, больше чем двадцать лет…

— Сильно больше.

— Я не хочу тебя хоронить, — выдохнул Тао. — Пожалуйста, просто позволь мне делать свою работу. Просто позволь попытаться спасти твою глупую жизнь.

— Да, Тао. Ты прав. Прости, — Нам Туен склонил голову. — Но я не мог просто сидеть и смотреть на них…

— Как будто первый раз…

— Нет, не первый! Я сотни раз видел такие толпы, но, послушай, почти каждый раз я вспоминал красные парады, эти коммунистические чествования, эту переваливающую за край ложь, всё это… Ведь лучше мне было подойти к ним здесь, чем на Тяньаньмэне.

— И что? — помолчав, спросил Тао. — Ты улыбаешься.

— Да, — кивнул Нам Туен. — Потому что, прости, это того стоило.

— Ты чуть не…

— Я жив. И я узнал то, что я хотел.

— Правда?

— Это не те люди, — опять улыбнулся Нам Туен, — и это не ложь, и это не глупость. Они благодарили меня, они знали, за что хотят меня поблагодарить…

— Удивительное дело.

— …а потом они стали задавать мне вопросы. Ругали меня, у них были какие-то претензии… Ты можешь себе представить, чтобы Ким Ир Сену на демонстрации бросили в лицо претензию?

— Я не могу себе представить, чтобы Ким Ир Сен вышел из машины и подошёл к ним, потому что ему в голову взбрело что-то не то… Даже если бы они отупели в благоговении, Туен, это бы ничего не значило.

— Я знаю.

— Ты всё равно остался бы собой.