Но на этом заседании Политбюро была своя интрига. Когда закончился отчет Косыгина, когда ему до известной степени удалось показать, что в сложной социально-политической ситуации в стране виноват не десяток руководителей Чехословакии, а сама обстановка классового противостояния, что ни Дубчек, ни Смрковский не являются противниками СССР, что слухи о «здоровых силах» слишком преувеличены, что и теперешнее руководство ЧССР готово пойти на те шаги, которых ожидали от этих «здоровых сил»,— словом, когда могло сложиться понимание проблем чехословацкого руководства, Брежнева пригласили к телефону.

Звонил Шелест. Он сообщал о своих разговорах в Словакии с Биляком. То, что Биляк передавал в Москву, могло вызвать только одно чувство — панику. По его мнению, «если в течение месяца не будет наведен порядок в стране, то мы все полетим. Полетит и наш "апостол" (Дубчек.— Авт.)... нам вместе, словакам и русским, очевидно, придется еще раз освобождать Чехословакию». Он просил, в случае если будет сложная обстановка, а он этого не исключал, чтобы можно было их семьям переехать в Ужгород. «...Нужно бороться за социалистическую Чехословакию», советское руководство не должно упускать это, «а мы, словаки, всеми силами поддержим это». Биляк говорил о «втором центре» в руководстве КПЧ.

Брежневу оставалось только сказать, что Биляк, наверное, более реалистично смотрит на вещи. На этом, по существу, и закончилось обсуждение доклада Косыгина, в котором содержалась попытка найти какие-то иные, отличавшиеся от уже ранее применявшихся подходы к анализу событий в Чехословакии.

На перепутье между политическими и военными методами

4 июня по дипломатическим каналам состоялась еще одна беседа с Биляком. На этот раз он подробно охарактеризовал положение в руководстве КПЧ, уделив особое внимание так называемому пражскому центру, куда входят, по его словам, Шик, Шпачек, Цисарж, Кригель, Павел. К ним присоединились зав. организационно-политическим отделом ЦК Коларж и зав. отделом административно- государственных органов Прхлик. Эти люди проводят заседания в здании ЦК КПЧ, в кабинете Цисаржа. Они пытаются действовать в пражских районах, дискредитируя Дубчека.

Биляк предложил обсудить ситуацию сначала вдвоем или втроем — А. Дубчек, В. Биляк, может быть, О. Черник, «которому... оба полностью доверяют», а затем в более широком составе — с Ф. Барбиреком, Ш. Садовским, И. Ленартом, А. Индрой и некоторыми другими. Министр обороны Дзур и милиция, по его словам, «при определенных обстоятельствах в предсъездовский период, во время съезда или после него... могут быть приведены в действие в интересах сохранения партии и страны от раскола». Он также отметил, что наряду с этим у тов. Дубчека в качестве оперативной силы имеется до 10 тыс. наиболее преданных солдат и офицеров, которые «при нажатии им кнопки» будут немедленно приведены в готовность74

Между тем во внутриполитической ситуации в самой Чехословакии усиливалась еще одна сильно тревожившая советские власти тенденция. В руководстве

Чехословацкой армии все громче раздавались голоса за пересмотр места страны в Варшавском Договоре и военно-политической концепции. Инициаторами этого стали Военный институт социальных исследований, Военно-политическая академия имени К. Готвальда и отдел военно-административных органов ЦК КПЧ во главе с генералом Прхликом.

В конце мая высшему политическому руководству Чехословакии были представлены два меморандума, разработанные в этих учреждениях. Первый предлагал «сформулировать и зафиксировать государственные интересы в военной области»75, второй — обсудить «Программу действий Чехословацкой народной армии»76. Эти документы объединяла критика состояния обороноспособности страны, ее следования в фарватере советской политики, неоправданных, с точки зрения авторов, затрат на поддержание армии как составной части сил Варшавского Договора, противостоявших НАТО, неравноправности отношений в Варшавском Договоре. «Сами извращения в военном строительстве,— сообщалось в "Программе действий Чехословацкой народной армии",— можно коротко охарактеризовать следующим образом: полностью принята советская модель, что вытекало из общего курса на создание социалистического общества по единому образцу»77

Определяя альтернативные концепции защиты Чехословакии, авторы этого документа предлагали следующие варианты:

оборона государства в рамках Варшавского Договора с близкой перспективой его обоюдного или одностороннего роспуска;

обеспечение безопасности государства в условиях нейтрализации территории;

участие страны в европейских региональных органах коллективной безопасности;

самооборона государства78

Нетрудно увидеть, что все варианты будущей военной политики были ориентированы на радикальный пересмотр прежних связей ЧССР с Варшавским Договором и в конечном счете с СССР. Прогнозы Громыко об угрозе развала Варшавского Договора начали сбываться.

В течение всего июня продолжались интенсивные контакты с чехословацким руководством. 6 июня состоялась встреча посла Червоненко с Дубчеком, 8-го — беседа Брежнева с министром культуры, кандидатом в члены ЦК КПЧ Б. Хноупеком, 11 июня на Политбюро было утверждено устнос ;лание Брежнева Дубчеку о проведении конфиденциальной встречи, 13-го ьрежнев информировал Политбюро о своей беседе с Я. Кадаром о положении в Чехословакии.

Обострялась обстановка в Праге. 20 июня было принято письмо общего собрания актива народной милиции. Сведения о нем уже на следующий день появились в «Правде»79, а 22 июня это письмо было полностью опубликовано. Этому документу в Москве было придано особое значение. Можно утверждать, что с ним были связаны надежды противопоставить «правым» вооруженных рабочих, повторить в 1968 г. февраль 1948-го. В Прагу полетели телеграммы поддержки от парторганизаций страны на имя Первого секретаря ЦК КПЧ, командующего народной милицией ЧССР А. Дубчека80. Понятно, что эта кампания направлялась из ЦК КПСС и была по сути способом давления на Дубчека.

Однако надеждам на повторение февраля 1948 г. в 1968 г. не суждено было осуществиться.

В ЦК КПСС была подготовлена информация «О положении в Чехословакии и некоторых внешнеполитических шагах румынского руководства», направленная во все парторганизации страны. С особым тщанием этот документ обсуждался на Украине и в Москве, так как считалось, что там влияние чехословацких идей сильнее всего. По всей стране было организовано обсуждение этого письма в производственных коллективах. Как обычно, в ЦК КПСС направлялась информация об итогах подобных, собраний. В. В. Гришин, первый секретарь МГК КПСС, сообщал о тех вопросах, которые чаще всего задавали на обсуждении информации ЦК: каковы причины студенческих волнений в Югославии, каково экономическое и политическое положение в Польше и Югославии81.

В июле развернулись споры о целесообразности непосредственного военного вмешательства в чехословацкие дела, спровоцированные публикацией «Две тысячи слов»82. На заседание Политбюро 2 июля 1968 г. был вызван посол в ЧССР С. В. Червоненко. Оценивая этот документ, он заявил, что это «новый, открытый этап борьбы за ликвидацию КПЧ, это моральный "расстрел" всех основополагающих идей, за которые боролась КПЧ до сих пор, это разложение руководящих работников снизу доверху.