Гео таким – когда он собрал всех близких людей, чтобы объявить, что у него не будет домашнего Политбюро. И когда с ними, уже успевшими выпить и поболтать за дружеским столом, заговорил не муж, папа или Джо, а глава государства. Вчера почти таким же тоном он кратко известил: Санни Флетчер ждёт ребёнка; Джордж не бедный человек, так что девушка получит более чем достаточное содержание; будем рожать; дядя Герхард уже предупреждён.

Сегодня весь день она старалась уйти с головой в работу, хотя какое там. Скажем прямо – не ждали. От секса бывают дети, но когда она преподносила Гео в подарок юную девственницу из хорошей семьи – не предполагалось, что так далеко зайдёт. Тут же выплыли мучительные воспоминания о своих собственных родах и приговоре врачей – следующая беременность почти наверняка будет с летальным исходом. И... В этом месте она разрыдалась. Гео. Который держал её на руках и ласкал, как младенца. Мой подарок от Всевышнего – это ты. Мне не нужен мир, в котором не будет тебя. Именно ты – моё счастье, а дети и всё прочее – так, приложение. Есть – хорошо, нет – рыдать не будем. И ведь, похоже, не врал. Финка действительно его ангел, без которого ему не нужен этот мир... Была тогда. А вчера – он сообщил ей, как сообщают населению о подписанном президентском указе: раньше было так, теперь будет этак.

Якобы у всех супружеских пар на седьмом году брака наступает кризис отношений. А ещё – Финка уже давно одна из кремлёвских жён, а кремлёвские семьи – это вообще отдельная категория брачных союзов. Кремлёвская жена должна всем демонстрировать теплоту семейного очага и то, что тыл драгоценнейшего руководящего супруга благополучен и нерушим. А отказаться от разного рода метресок и секретуток руководящий муж может только в силу естественных причин – таких, как преклонный возраст, болезнь или нетрадиционная ориентация.

И всё-таки... В голову упорно лезли воспоминания то о днях после родов, то об августе девяносто первого. Наверное, Гео тогда должен был быть где угодно – на пресс-конференциях, на совещаниях у Эльцера... А он как-то умудрялся всё равно оказаться рядом со своей Финкой, шокированной штурмом их квартиры. А вскоре последовала странная ночь, когда он пришёл домой, что называется, ни в одном глазу, но было понятно – впервые за много месяцев он крепко выпил. Ей сказал одну фразу – можешь забыть августовский кошмар. Навсегда. Уже потом ей шепнули на ухо – в ту ночь он лично перебил всех гэбистов, пытавшихся взять штурмом семнадцатую квартиру. Включая бывшего Финки. Хотя, конечно, на тот свет он его отправил не за прежние связи с его женой. И – да: где-то после той странной ночи у него и появилась эта манера вести заседания. Равнодушно-суровый начальник, который иногда напоминает подчинённым об их ошибках и предупреждает об их последствиях. Ещё один косяк – и на вашем месте будет сидеть другой. После чего некоторым делается дурно.

…Семнадцатую квартиру уже много лет охраняли одни и те же сотрудники «Беркута», теперь формально трудоустроенные в Службу безопасности президента. И, конечно, они мгновенно улавливали все тонкости настроения хозяев.

– Добрый вечер, Жозефина Андроновна! – начальник караула сдержанно улыбнулся. Да-да, ничего не произошло. Хозяйка просто немного устала, не следует её нервировать и докучать.

– Здравствуйте! Джордж Джорджиевич дома?

Зачем она это спросила? Меньше всего ей сейчас хотелось болтать с охранниками.

– Так точно, дома. Он сегодня удивительно рано приехал, всех отпустил, даже няню Элегии Джорджиевны.

– Хорошо... Спасибо.

Она прошла на второй этаж.

В квартире царили темнота и тишина. Свет пробивался только через приоткрытую дверь комнаты Стефани, да ночник горел в комнате Элли. Она же их бывшая гостиная, рядом с кухней, совсем недалеко от входа. Оттуда же доносилось тихое пение – единственное, что нарушало тишину.

Місяць на небі, зіроньки сяють, Тихо по морю човен пливе.

В човні дівчина пісню співає, А козак чує – серденько мре.

Пісня та мила, пісня та люба, Все про кохання, все про любов. Як ми любились та й розійшлися, Тепер зійшлися навіки знов.

Это народную украинскую песенку в их дом принёс Саша Городецкий. Он так проникновенно её пел, что в полном восторге была даже Элли трёх лет от роду. После чего маме и папе девочки пришлось осваивать азы мовы, ибо песня стала идеальной колыбельной для их дочери.

– Мама!

Не успела Жозефина заглянуть в комнату, как её заметила Элли. И радостно вскочила на постели.

– Элли! Здравствуй, доченька!

Она подошла, обняла малышку.

– Привет, Гео!

– Привет! – как-то жалобно ответил он.

Он сидел в кресле рядом с кроватью дочки и меньше всего был похож на главу государства, вчера объявившего своим верноподданным монаршую волю относительно беременности девицы Флетчер. Похоже, у него тоже выдался просто ужасный день. Сейчас бы принять снотворное и отключиться до утра, но Элли никак не может заснуть без мамы, а мама задерживается на работе, и поэтому надо сидеть с ней, рассказывать ей сказки и петь любимую колыбельную на щирой украинской мове.

– Мы никак не могли без тебя заснуть… – он попробовал улыбнуться. Вышло не очень.

– А я вам сейчас помогу!

Несколько минут Жозефина убаюкивала дочку. У неё на руках Элли действительно быстро уснула; девочку аккуратно уложили на кровать и накрыли одеялом.

– Пойдём отсюда! – шепнула женщина Джорджу, после чего они вышли и тихо прикрыли за собой дверь.

Из своей комнаты выглянула Стефани. Ей, похоже, тоже не спалось – она читала какую-то книжку, которую сейчас держала в руках. Улыбнулась Жозефине.

– Здравствуй! – тихо прошептала Финка, показывая глазами на детскую – мол, Элли только заснула.

– Привет! – так же тихо выдохнула Стефани.

А может, действительно? Утро вечера мудренее. У них у всех был тяжёлый день…

Жозефина долго стояла под душем. Нет, определённо – сейчас в кровать и заснуть. А утром как-нибудь разберёмся.

– Может, чаю? С печеньками? – на выходе из ванной ждал Джордж.

А ведь она действительно проголодалась.

– Овсяное?

– С изюмом.

Впервые