за дверью, кто мог идти, но дальше не идет, кто мог сказать, но только молча ждет, кто духом пал и ни во что не верит…» – вырывался из динамиков знакомый голос Константина Никольского, успокаивая нервы и снимая негативные эмоции…

Антон ехал по родному городу, который уже отпускала из своих объятий зима. На обочинах дороги ещё дыбились горы грязно – белого снега, но в воздухе уже чувствовалось наступление весны, да и в Москве заметно потеплело.

Наступил март, а вместе с ним, начиналась и сама весна. Еще несколько дней назад, город окутывала дымка из тумана и смога, а сегодня солнышко уже заметно грело спешащих по своим делам граждан, и заставляло водителей и пассажиров машин слегка приспускать стекла, чтобы почувствовать свежий мартовский воздух. К тому же, настроение всех, независимо от используемого ими транспорта – своего или общественного – было приподнятым. Теперь погода уже не зависела от капризов зимы, и вряд ли можно было ожидать сюрпризов, когда после долгих холодов наступит вдруг один – единственный день оттепели, чтобы вдруг снова смениться морозами и снегом, а этот день был по – настоящему весенним. Надо сказать, что общую картину в городе слегка портила слякоть, состоящая из снега, грязи и льда с добавкой различных заграничных реагентов, так любимыми московскими коммунальщиками. Отечественная химическая промышленность, видимо, до собственных разработок ещё не созрела. Эта противная коричневая жижа враз разъедала качественную кожаную обувь, и от неё начинал даже ржаветь незащищённый металл у автомашин. Да сам её вид на тротуарах и дорогах слегка заставлял прохожих опасливо перешагивать большие лужи и смотреть, как бы проезжающие машины их не окатили этой едкой коричневой субстанцией…

На съезде на маленькую дорожку напротив главного входа в ЦПКиО им. М. Горького, машину здорово подбросило.

– Вот, начинается! – с досадой произнёс водитель, снижая скорость и старательно объезжая выбоины в асфальте. – Дороги очень плохие! В Центре ещё ничего, можно ездить без последствий для автомобиля, а за Садовым Кольцом полный атас. А здесь в районе – просто вилы. Снег растаял, и асфальт заодно с ним! Ну, не принимает его земля российская!

– Да, заметно, – произнёс Шелестов.

– Согласны, да? – веселился мужичок. – Есть народная примета: «Если идёт снег, значит завтра будут обязательно класть асфальт…!».

– Знаю, знаю! – улыбнулся Антон, – «А если завтра начнут класть новый асфальт, то послезавтра его начнут раскапывать, чтобы положить трубы!».

– Точно! Социалистическая система хозяйствования, мать его! Всем на всё наплевать! А какая организация движения – просто охренеть! Знаки – не поймешь, как расставлены, разметка противоречит все тем же знакам, повсюду левые повороты, из-за которых возникают пробки, практически на ровном месте. Фура в левом ряду – норма, обгон справа – не вопрос. Еще достаёт отношение самих водителей к процессу движения – никто никуда не спешит, никому ничего не надо…

Слушая его стенания, Шелестов в общем-то был согласен с водителем. Дороги с каждым годом становились всё хуже и хуже. Вся Москва веселилась над коммунальщиками и их начальниками. То у них внезапно пришла зима, и все дороги за одну ночь замело. То наоборот, весь снег растаял и бюджетные деньги вместе с асфальтом и бордюрами. Поди, докажи, были они тут или нет. Антон усмехнулся. Чиновники воровали бюджетные деньги нагло и с азартом. И так из года в год, из года в год… Всё схвачено!…

– … а еще меня очень раздражают таблички с названиями улиц, они такого размера, что в подзорную трубу не рассмотреть, или закрашены вместе со стеной дома при ремонте, или вообще их нет – приезжему автомобилисту заблудиться, раз плюнуть. Или упаси тебя Господи, не пропустишь на переходе бабку с авоськой! Да если у неё ещё и клюшка в руках, так она может броситься на машину, как на фашистский танк. Бабки в последнее время стали просто опасны!

Водитель задорно рассмеялся…

Гриша стоял в дверях, держа в правой руке обычную мышеловку, а в левой ёршик для туалета на длинной ручке.

– Привет!

– Здорово, заходи давай, а то стоишь в дверях как бедный родственник!

– Ты что, на разборки собрался или меня так приветствуешь?

– Ааа, это! – Он коротко хохотнул, и с грохотом бросил инвентарь в угол прихожей, прямо на пол.

– Да, вот думал, выбросить или пригодится для чего-нибудь.

Обнялись в прихожей. Помолчали немного, что говорить…

– Раздевайся, проходи…

Антон снял куртку, повесил на крючок, и прошёл на кухню по старой привычке…

– А ты, я смотрю, подготовился! – Шелестов был приятно удивлен большой тарелке с ещё дымящимися пельменями, посыпанными приправой, пучкам разной зелени, толстым ломтям докторской колбасы, нарезанной прямо с целлофановой обёрткой, паре всенародно – любимого плавленого сыра «Дружба». Банка с маринованными болгарскими огурцами уже стояла без крышки и приглашала отведать своё пупырчатое содержимое. Два обычных гранёных стакана стояли в центре стола. Над закусью торжественно возвышалась бутылка армянского коньяка «Айк», ещё не открытая. Аккуратными лепестками на блюдце расположился нарезанный жёлтый лимон. Баночка с хреном и буханка чёрного хлеба одиноко стояли на самом краю стола. Красота! Как в старые добрые студенческие времена! Дёшево, сердито, демократично, и до одури приятно.

– А то! Конечно! Чай не каждый день такие люди заезжают.

– Гриха, брось ты…

– Так что? Давай вмажем что – ли? А то скиснет… А потом разговоры будем разговаривать! – Кошкин приглашающим жестом указал на стул, – давай, присаживайся!

– Тогда открывай пузырь! – Антон устроился за столом, и подставил стакан.

В нос ударил приятный аромат коньяка… на вкус будет еще лучше!

Вмазали… Тепло медленно разлилось по телу… Коньячок пошёл хорошо, мягко, так сказать, как родной… Сочный жёлтый лимон своими колечками просто требовал срочно закусить им… Закусили… Колбаса чуть ли не сама в рот отправилась, да и хрен, оказался ядрёным, попросился на хлеб намазаться.

– Ну, давай ждать не будем, вмажем по второй, вдогонку, так сказать!

– Давай!

Коньяк они выпили одним махом, и каждый опять сунул в рот дольку лимона.

Вторая уютно легла рядом с первой. Надо отметить, грамотно легла. В голове слегка зашумело. Закусили пельменями…

– Гринь, а мама-то где?

– В больнице, в нашей, Первой градской?

– Что-то серьёзное?

– Пока не знаю… Машку Завьялову помнишь, с параллельного класса?

– А то!

– Она Второй медицинский закончила и сейчас в Первой градской, заместитель заведующего онкологией.

Чёрт! Шелестов замер в замешательстве, целый год он не звонил другу, всё-таки действительно давно не виделись.

– А сестра?

– Учиться.

– Легко?

– Нормально всё. «Английский» немного подзапустила. Вчера был в школе, учительница сказала, если так дело пойдёт дальше, за четверть «трояк» выставит. Дал ей нагоняй. Пообещала исправиться. Ещё сказал ей, если получит за год, хоть одну тройку, всё лето будет заниматься дома и на дачу не поедет.

– А она что?

– Улыбается, что она скажет? Но заверила меня, что до троек не опустится.

– А остальные предметы как?

– С остальными нет проблем. Она-то девчонка сообразительная, вся в мать. А с «английским», видимо, просто ленится учить. Иностранный язык, это же чистая зубрёжка. Тут только нужно сидеть учить, и запоминать.

– А с Надей что? Когда свадьба?

– Скоро! Ты первый узнаешь!

– Договорились.

Внезапно возникла мысль о доме, уюте и душевном равновесии. Шелестов почувствовал усталость. Не сиюминутную усталость от выпитого алкоголя, а ту, что накопилась за время оперативной работы, пусть не такой продолжительной, но уже достаточно наполненной смертью, слезами и горем, откровенным цинизмом и беспредельной подлостью, постоянной бессонницей, водкой, стрессами, несбыточными надеждами на что-то лучшее в его жизни.

Он молча налил себе пол – стакана коньяка и протянул его навстречу к Грише. Стаканы глухо стукнулись, Антон влил в себя обжигающую, ароматную жидкость, не поморщился, когда огненная влага повторно обожгла гортань, и раскалённой волной разлилась по желудку. На предложение друга сразу повторить ответил отказом, и закусил куском докторской колбасы. Просто и сердито, и без затей.

Помолчали…

– Слушай, – сказал Кошкин, – а что у тебя случилось – то?

– В смысле?

– Ну, ты приехал, хлещешь «конину»86 как воду, молча, о себе ничего не рассказываешь?

– Да нет, просто почему-то вспомнил о тебе и вдруг подумал, что не плохо было бы увидеться. – Ты, наверное, думаешь мне надо от тебя что-то? Ничего подобного. Ну,