Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пару раз по пути меня пытались обстреливать с земли зенитки и перехватить истребители. Что от первых, что от вторых удалось увернуться. Через час после вылета начал снижаться. Топлива осталось совсем мало. Надо искать куда садиться.
Не знаю, кто мне на небе ворожит, но мне повезло и в этот раз. Среди лесного массива обнаружилась ровная вытянутая площадка. очень похоже на озеро. Прошёлся на малой высоте над ним, примерно прикидывая длину озера. Получилось чуть больше километра. Маловато, конечно, но выбора сигнализаторы топлива мне уже не оставляли. Буду садиться. Разворачиваюсь и сбрасываю скорость, одновременно выпуская шасси. Сломаю так сломаю. Всю равно выбор не велик, либо так, либо на брюхо, чего этот аэроплан очень и очень не любит. Притираю машину таким образом, чтобы коснуться поверхности задними колёсами при задраном кверху носе фюзеляжа. Сразу вырубаю двигатели. Похоже совсем недавно здесь был довольно сильный ветер, потому что, по моим ощущениям, снега было совсем мало. Возможно его просто выдуло. Нос начал опускаться и вот передняя стойка коснулась колесом поверхности. Я всё ждал, что она вот-вот подломится, но этого не произошло. Самолёт бодро так катил навстречу довольно высокой стене из снега. На тормоза шасси вообще никак не реагировали, лишь начало разворачивать. Так полубоком я и въехал в сугроб, оказавшийся берегом лесного озера. Правое крыло оторвалось вместе с гондолой двигателя. "Мессер" крутануло на льду ещё раз, прежде чем он остановился.
— ДА-ДА-ДА-ДА!!!— орал я в кабине от радости. Вырвался! Долетел! Я смог!
— Так значит ты говоришь, из плена сбежал?— я сидел за столом в партизанской землянке и пил горячий, ребята, ГОРЯЧИЙ чай. Там у самолёта, я провёл почти сутки. С большим трудом мне удалось развести костёр. Вот только в своём костюмчике я всё равно страшно замёрз. Партизаны, примчавшиеся к озеру на звук пролетевшего почти у них над головами странного самолёта, закутали мою бессознательную окоченевшую тушку в тулуп и привезли к себе в отряд. Я только успел сказать, на какой-то миг придя в сознание, чтобы замаскировали самолёт. Уже здесь, отогревшись и разговорившись с командиром отряда и комиссаром, я понял, что родился даже не в рубашке, а в самом настоящем бронежилете. Стало понятно, почему я вообще смог сесть здесь. А всё очень просто, я сел на...аэродром. На самый настоящий партизанский аэродром. И буквально пару дней назад партизаны принимали здесь самолёт с Большой земли, поэтому и снег был расчищен, только намести слегка успело.
— Точно так, сбежал. Из-под самого Берлина. Надо сообщить нашим, что здесь находится новейший немецкий турбореактивный самолёт. Путь пришлют специалистов, чтобы его разобрать и вывезти. Главное это двигатели. Их необходимо вывезти за линию фронта обязательно. Хотя бы один, но лучше оба. Так же сообщите, что самолёт доставил гвардии майор Копьёв, позывной "тринадцатый". Думаю ответить вам должны быстро.
— Экий ты прыткий,— командир скрутил козью ножку и прикурил от стоящего на столе и чадящего светильника из гильзы от снаряда,— Вот так все и побёгли о тебе сообщать. Ты вообще не ясно, кто таков. Ни документов при тебе, да и одет как на свадьбу к председателю. Это что же, в плену теперь немцы так наших одевать начали?
— В плену немцы наших в полосатую робу одевают. И я в такой ходил, пока они меня завербовать не решили. Вот и приодели. Вроде как уважение оказали.
— А чего это тебе честь то такая выпала? С какой такой стати немцы именно тебя вербовать начали?
— Наверное потому, что я гвардии майор Копьёв, командир 13-ой гвардейской отдельной истребительной эскадрильи специального назначения,— я сделал паузу,— Трижды Герой Советского Союза, кавалер ордена Британской империи и произведён их королём в рыцари.
— Ох и врать ты горазд, как я погляжу,— комиссар прищурился,— Тебе годков то сколько? Когда это ты всё это заслужить то успел?
— Вы отправьте радиограмму, а там всё и увидите,— спорить было бесполезно, да и понимал я их прекрасно. Валятся тут какие-то с неба прямо на голову, а ты с ними разбирайся.
Прошла неделя. Я почти всё время сидел в землянке, выходя лишь по нужде. К самолёту, когда я сказал, что нужно уже сейчас начать разбирать его на части, меня не пустили. Наконец в землянку вошёл командир отряда Фёдор Антонович Чухрай.
— Вот, читай,— он протянул мне листок,— Пришла радиограмма с той стороны. Сегодня решится твоя судьба. Ты ежели чего рассказать хочешь, то говори сейчас. Потом поздно будет.
Я взял листок. " Обеспечить приёмку самолёта. Сигналы прежние. На самолёте прибудут люди, способные опознать вашего Гостя. Обеспечить целостность и сохранность как Гостя, так и объекта."
— Я всё, что мог, уже сказал, остальное скажу вот им,— я кивнул на листок с радиограммой.
Борт с Большой земли встречали ночью. На расчищенной от снега глади озера разложили кучи хвороста, которые зажгли, заслышав в небе гул моторов транспортника. Едва Ли-2 коснулся шасси поверхности, как костры тут же засыпали снегом. Я стоял рядом с командиром отряда и комиссаром и ждал, пока транспортник зарулит в нашу сторону. Вот наконец моторы смолкли и сбоку открылась дверца, из которой тут же выпрыгнула фигура человека. Было что-то неуловимо знакомое в его походке.
— Пума!— закричал я,— Рита!
Девушка чуть замедлилась вглядываясь, а потом бросилась ко мне.
— Илья! Живой! А я знала! Я верила!— Рита не стесняясь присутствовавших порывисто обняла меня. Впрочем она быстро взяла себя в руки поняла,— Извините, товарищи! Я младший лейтенант (во, как!) госбезопасности Гнатюк. Это действительно гвардии майор Копьёв. Личность его подтверждаю.
— В радиограмме было указано, что прибудут двое, чтобы подтвердить личность,— командир отряда пришёл в себя от созерцания такой встречи.
— Так точно,— ответила Рита,— Второй вот, уже идёт.
Я обернулся и увидел спешащего к нам....Кузьмича.
— Здравия