…и я один. И я жив, черт побери!

Открывай глаза! Давай, не бойся. Открывай.

Тот же кабинет. Тот, да не тот. Чизмена нет.

Он спускается по ступеням факультетской лестницы, повторяя путь Иниго Уилдерхоффа. Пересекает вестибюль, проходит в высокие стеклянные двери и, ступая по дорожке, покидает мое повествование… Кутается в пальто, а вьюжный вечер крадется меж деревьев, будто вьетконговец. Я внимательно разглядываю свою ладонь, любуюсь роботроникой плоти… Возьми кружку. Крепко ее сожми. Пусть тебя обожжет жар. Подними ее, поднеси к губам, сделай глоток. Чай из долин Даржилинга… Лиственная терпкость и солнечные танины обволакивают язык. Восхитись ковриком для компьютерной мыши с изображением Розеттского камня; серо-розовой красотой ногтя на большом пальце; тем, как легкие вбирают кислород… Встряхни коробочку с фруктовым «тик-таком», поймай драже в ладонь, закинь в рот; ощути синтетический вкус химической дряни, который сейчас великолепнее оды Китса «К осени». Никто так не раскрывает красоту повседневности, как тот, кто передумал тебя убивать. Подбираю всякую хрень, сброшенную со стола: стаканчик для ручек, пластмассовую ложку, флешку, коллекцию фигурок из конструктора «Лего». Мы с Джуно и Анаис обмениваемся такими шутливыми подарками. У меня уже пять фигурок: космонавт, хирург, Санта-Клаус, Минотавр… Черт, одного не хватает. Опускаюсь на колени, ищу пятую фигурку в путанице электропроводов, и тут дзынькает мой лэптоп.

Тьфу ты… мы с Холли договаривались связаться по Скайпу…

В динамиках звучит сильный чистый голос Ифы:

– Криспин?

– Привет, Ифа. Я хорошо тебя слышу, но почему-то не вижу.

– Эх ты, киберавтор! Нажми на зеленую иконку.

Никогда пойму, как обращаться с современной техникой. Ифа появляется на экране; она на кухне, в Рае.

– Привет. Рада тебя видеть. Как дела в Блайтвуде?

– Я тоже очень рад тебя видеть. У нас тут все понемногу разъезжаются на рождественские каникулы. – С опаской задаю следующий вопрос: – Как наш пациент?

– Не очень, если честно. Ее все время тошнит, и спит она неважно. Мигрень. Сейчас, правда, доктор ее усыпил… – Ифа морщится. – Ой, это я неудачно выразилась. В общем, она где-то час назад уснула. Все извинялась, что не сможет с тобой поболтать… – Ее окликает кто-то вне поля зрения камеры; Ифа напряженно сводит брови, кивает, что-то бормочет в ответ. – Криспин, тут доктор Фенби хочет со мной поговорить, так что, если не возражаешь, пообщайся с тетей Шерон.

– Конечно, Ифа, ступай! До скорого.

– Чао.

Ифа встает и вихрем пикселей исчезает с экрана; ее сменяет сестра Холли, Шерон. Она практичнее и приземленнее Холли – этакая Джейн Остин рядом с Эмили Бронте, хотя вслух я этого никогда не скажу, – но сегодня даже она выглядит совершенно изможденной.

– Привет, путешественник! Как дела?

Холли смертельно больна, а все интересуются, как дела у меня!

– Привет, Шерон. Все отлично. У нас тут метель, и… – И еще Ричард Чизмен заходил, хотел мне отомстить, потому что из-за меня провел четыре с половиной года сначала в колумбийской, а потом в британской тюрьме, но, к счастью, передумал меня убивать. – А кто такой этот доктор Фенби? Он специалист-консультант?

– Не он, а она. Из Канады. Однокурсница Тома, нашего врача в поликлинике. Психиатр.

– А зачем Холли психиатр?

– Ну… доктор Фенби специалист по паллиативной терапии онкологических пациентов, и Том полагает, что Холли нужно попробовать новый препарат, испытания которого Айрис, то есть доктор Фенби, сейчас проводит в Торонто. Час назад она объяснила мне, как он действует, я вроде бы поняла, но внятно рассказать не сумею, ты уж прости. Том о ней очень высокого мнения, вот мы и решили… – Шерон зевает во весь рот. – Ох, извини. О чем это я? Так вот, Айрис Фенби. Да. В общем, это все.

– Спасибо за новости. Ты вся такая измученная.

Шерон улыбается:

– А ты бледный, как задница спелеолога.

– В таком случае подправь изображение в твоем лэптопе, и у меня появится бронзовый загар. Послушай, Шерон, Холли не… В понедельник не будет слишком…

Она многозначительно, как директор школы, смотрит на меня поверх строгой оправы очков:

– Траурный костюм оставьте в Нью-Йорке, мистер Херши.

– Может, что-нибудь привезти?

– Только себя самого. Загрузи чемодан подарками для Кармен и Габриэля. Холли сейчас всякий хлам ни к чему.

– А она знает, что ее книга «Цветы полевые» вышла на первое место по продажам?

– Да. Она сегодня утром получила мейл от своего агента. Говорит, что надо бы почаще умирать, раз это так поднимает продажи.

– Бр-р-р, жуть какая. Передай ей, пусть больше так не шутит. Ну, пока. Увидимся в понедельник.

– Хорошего полета и мягкой посадки, Криспин. Благослови тебя Господь.

– Когда она проснется, скажи ей, что я… Нет, просто скажи ей, что она самая лучшая!

Шерон глядит на меня под каким-то странным углом – в Скайпе всегда так, – потом говорит:

– Хорошо.

Будто успокаивает испуганного ребенка.

Экран меркнет.

На Херши смотрит его призрак.

Мой рабочий день обычно продолжается до половины пятого, и я почти все это время занят, поскольку поток студентов не иссякает с самого утра, но сегодня некий тихий апокалипсис истребил всех людей в долине Гудзона, только мне об этом не сообщили. Проверяю электронную почту, но там всего два новых сообщения: спам из антивирусной компании, предлагающей «более надежный» фильтр для спама, и милое письмо от Кармен: Габриэль пытается ползать, а сестра подарила Кармен диван-кровать, так что мне больше не придется измываться над своей спиной на диванных подушках. Я быстро отправляю ответ: «Так держать, Габриэль!», затем отменяю номер в бюджетной брэдфордской гостинице – мне должны вернуть уплаченную сумму – и вдобавок сообщаю Мэгги, что Ричард навестил меня в Блайтвуде, что он здоров и выглядит хорошо. После катастрофической встречи с Чизменом, после этого разрушительного сдвига тектонических пластов, прошло всего полчаса, но событие уже превращается в воспоминание, а память – в компакт-диск многократного пользования (CD-RW), а не нестираемой записи (CD-R). Самым последним я отправляю сообщение Зои: благодарю ее за приглашение, но не смогу на Новый год приехать в шале родителей Марка, чтобы «вместе со всеми покататься на лыжах». Зои знает, что я не катаюсь на лыжах – и не выношу принуждения, – а потому и не подумаю унижаться на лыжне бок о бок с атлетически сложенным мужем моей бывшей жены, загорелым, будто только что с Каймановых островов. Лучше я лишний день проведу с девочками. Итак, с почтой покончено. На часах без четверти четыре, а мне совершенно некуда идти, кроме комнаты в преподавательском доме, в котором, кроме меня, живут еще трое. У Юэна Райса три особняка. У Криспина Херши одна комната и общая кухня. Преподаватели кафедры английской литературы сегодня собираются в Ред-Хуке на праздничный ужин в ресторане, но спагетти с чернилами каракатицы и кампечинский луциан после перенесенного потрясения как-то не… не знаю, тут нужных слов так сразу и не подберешь.