Чего мне ждать от этой ночи? На что способен Витторио, который не сдерживает себя? Ведь он не будет сдерживаться, я вижу. Он и без того слишком долго мучился. Но как далеко он зайдет? Где границы у моего мужа и существуют ли они? И ещё… Он будет прикасаться ко мне так же нежно, как раньше?

Мне было невдомёк, почему страх старательно пытался приглушить остальные чувства. Ведь это моя обязанность — делить ложе с мужем. Все замужние дамы проходят через такое. Мои замужние подруги даже делились со мной непристойными подробностями. Я знала, что будет. Но лучше бы не слушала их. Одни говорили, что испытали невыносимую боль, другие пережили ночь безболезненно, третьи и вовсе умудрились испытать приятные чувства. А я похоже умру. От тех самых чувств, вернее от их переизбытка.

Быть может меня всё еще не отпускают события ночи с Джорджем? Тогда он тоже рвал одежду. На мне. А, возможно, я просто слишком волнуюсь? Когда я молила Витторио взять меня перед поединком, я была полна уверенности, что он уже обесчестил меня. Мною двигало отнюдь не плотское желание — страх. Тот же самый страх. Только не за себя, а за Витторио. Я боялась, что он погибнет во время поединка, не оставив после себя самое дорогое, что он может мне дать — дитя. Чувство страха за него было сильнее стыда и смущения.

Но сегодня всё иначе. Этой ночью, когда ничего больше не угрожает нашему будущему, я позволила себе сдаться своим слабостям. Да и как тут не сдаться, когда он так плотоядно смотрит на меня? Когда даже не пытается скрыть, что раздевает меня глазами? И в придачу заставляет отвечать ему на развратности, еще больше вгоняя в краску. Видел, сколь невыносим мне этот разговор и всё равно продолжал. Ему нравилось. Он упивался моими взволнованным трепетом и смущением. В то время как сам, не только не волновался, он получал удовольствие, созидая бурю чувств, что вызывал во мне.

Витторио не дал мне опомнится. Едва ошмётки рубашки коснулись пола, он набросился на меня. Так резко, что у меня перехватило дыхание. Ему мало было просто коснуться моих губ, он пошел дальше. Его порочные движения языком стянули тугой, томительный узел внизу живота, вырывая из моих уст стон. Как и раньше Витторио целовал меня, не размениваясь на нежности. Он брал то, то ему было нужно, а я, какой срам, вторила его похабным движениям, отвечая и подаваясь на встречу.

Однако, руки его пусть и беспардонно блуждали по телу, сжимая все его округлости, они отнюдь не были грубыми. Чувствовалась ли в них сила? Да. Власть? Несомненно. Желание? Хоть отбавляй. Его прикосновения нельзя было назвать нежными. Но каждым сантиметром кожи я чувствовала, что он касается меня так, будто я самая большая в мире драгоценность. Я наполнялась какой-то неведомой мне доселе лёгкостью и трепетом. Мне хотелось чувствовать его ближе. Я запускала пальцы в его густые волосы, гладила мощную шею, впивалась ногтями в плечи.

Муж, внезапно, подхватил меня за бедра, заставляя обвить его торс ногами, и понёс на кровать. Положив меня на белоснежные простыни, он оторвался от моих губ и принялся стягивать платье. А я наконец-то вдохнула кислород и с ним в голову вернулись трезвые мысли.

Анна Аврора:

— Свечи! — взмолилась я, прикрывая обнажённую грудь. — Надо потушить свечи!

Моё роскошное платье уже валялось на полу. Я осталась полностью обнаженной, не считая тонких белых чулок. Витторио жадно смотрел на меня, его бесстыжие руки отнюдь не целомудренно блуждали по телу, заставляя всё моё естество трепетать. Горячее дыхание воина опаляло шею, борода нещадно колола нежную кожу, а губы осыпали ключицу дорожкой из поцелуев. Он продолжал свои неистовые пытки, не желая слушать меня.

— Витторио! — вырвался слабый крик. — Я прошу тебя, давай потушим их!

Мой муж и так уже прикоснулся ко мне везде, где только можно. Я не могу выносить ещё и его горящего взора. Моё тело и без того горит.

— Нет. — категорично заявил он.

Вторя своим же словам, воин развёл мои скрещенные руки, открывая доступ к груди.

— Я хочу тебя видеть. — добавил он, целуя меня там. — Всю.

Я оказалась полностью обездвижена. Витторио без труда удерживал мои запястья, прижав их к матрасу аккурат рядом с плечами. Мои ноги были не в силах двинуться от навалившегося веса. Он дразнил меня, заставлял желать большего. Его губы, властно сминающие кожу, его влажные поцелуи и постыдные движения языком вызывали странные, волнующие ощущения. Они сосредотачивались у меня в животе каким-то тягучим исступлением. Я чувствовала себя очень странно, мне казалось, еще немного и я просто взлечу в воздух и там же и растворюсь. И чем дальше заходил Витторио, тем сильнее я изнывала от них.

Очередной волной трепета, смешанной с необъясним страхом, стала попытка мужчины вклиниться меж моих ног. Всё-таки поцелуи поцелуями, а это… Это совсем другое! Я невольно воспротивилась ему, на что он укусил меня в ответ. За грудь. В самом чувствительном её месте.

— Ай! — крикнула скорее он неожиданности, чем от боли. — Витторио!

Он воспользовался моментом и раздвинул коленями мои ноги. Бессовестный супруг продолжал изучать моё тело губами, однако его исследовательский интерес стал постепенно опускаться ниже. И если поначалу я не придала этому значения, сходя сума от бабочек в животе, то потом, почувствовав поцелуи намного ниже пупка, всерьез забила тревогу.

— Что ты задумал?! Нет! Витторио! — молила я, пытаясь выскользнуть из под него. — Не надо!

Боже мой, как же стыдно! Я не смогу, я не выдержу этого! Но Витторио не было дела до моих терзаний. Он рывком притянул меня к себе, ловко закинув ноги на свои плечи.

— Ваше Величество! — в отчаянье прокричала я. — Прекратите!

Мне думалось, обратись я к нему на "Вы", как к императору, смогу потешить его самолюбие, тем самым достучавшись до него. Ведь он так желал всё это время заставить меня склониться перед ним, всецело подчиниться, признать его власть. Но меня он, похоже, любил больше, ибо без промедления резко пресёк мою жалкую попытку помешать ему осуществить задуманное. Более того, император намеренно немного приподнял мои бедра, вынуждая перенести вес на лопатки. В таком положении мне стало ещё сложнее противиться его воле. Мне казалось, я взорвусь от нахлынувших на меня чувств — бурной смеси природной девичьей скромности и уж совсем, как я была уверенна, не присущей девушке похоти.

— У-умоляю, не делайте этого. — сил на крик уже не было, бессмысленная борьба вымотала меня. Голос казался таким чужим, осипшим.

Моей последней надеждой была попытка оторвать его пальцы от бёдер. Я понимала, что мне не удастся, но это могло бы в очередной раз отвлечь моего супруга. Надеялась, что, мешая ему, я заставлю его плюнуть на это дело и, прости Господи, перейти поскорее к тому, что непосредственно ведёт к продолжению рода. Потому что я больше не могла терпеть эти муки. Моё сердце колотилось, как у кролика. Когда же это всё закончится? Иначе оно просто выпрыгнет из груди, а бабочки в животе защекотать до смерти изнутри.