— Конечно, Злата, я уже тебя люблю. И никогда не оставлю, обещаю тебе.

Всхлипнув, она бросилась в мои объятья.

Я обнимала маленькую пятилетнюю девчушку и со страхом смотрела, как вторая я медленно растворяется. Исчезает словно призрак.

— Мама, пойдём есть пирог, — малышка дёрнула меня за руку, — я так тебя ждала.

— Конечно, — всё ещё пребывая в некотором потрясении кивнула и позволила утащить себя в коридор.

Пройдя в кухню, скорее по привычке достала из шкафа две кружки и налила чай. Здесь всё осталось прежним. Старенький ремонт. Тот же стол и холодильник.

Спохватившись, достала молоко.

— Я не люблю его, мама, — скривилась моя девочка.

— Да, конечно.

Поставив перед ней тарелку с пирогом, вдруг поняла, что Злата стала заметно старше.

Её внешний вид изменился. Волосы длиннее. Вся нарядная: чёрная плиссированная юбка, красивая белая блузка с шитьём. И три розочки на столе.

Улыбнувшись, она кокетливо поправила пышный бант.

— В этом году я пошла в первый класс. Ты всё лето пропадала на второй работе, чтобы купить мне самое лучшее. На линейке я стояла самая нарядная, а вы с бабушкой фотографировали меня с моей первой учительницей. А вечером мы ели торт.

— С бабушкой? — спохватилась я. — А, где она?

— Её больше нет, мама, она ушла раньше тебя.

Я тяжело опустилась на стул. Мамы больше нет. Еле сдерживая слёзы, я взглянула на нарядную Злату.

— Сколько тебе было лет, когда меня… Когда я…

— Восемнадцать. И я не хочу об этом рассказывать, потому что теперь ты жива. А значит, не было тех страшных похорон, той могилки. Не было твоей смерти. А скоро мы вытащим бабушку. И я верну вас.

— Только не так, как меня, — негромко пробормотала я.

— Почему? — она склонила головку набок.

— Я бы хотела помнить тебя, Злата. Помнить эти бантики и то первое сентября.

— Это было невозможно, мама, — поджав губы, она потянулась за кусочком пирога. — Ты любила эту рыжую тварь. Любила всем сердцем, а он бросил тебя в роддоме со мною на руках. Зачем тебе боль? Зачем снова окунаться в безнадёжность? Нет, я дала тебе шанс быть счастливой без этой мрази, что зовётся моим отцом.

— Проклятье, — медленно кивнув, я благодарно улыбнулась ей, — они с этой бабкой опоили меня. Но ничего. Сейчас мне станет легче, и я им покажу, как проклинать нужно. Чтобы со всей душой.

— Отомсти за нас обеих. А сейчас иди к Эмесу. Он настоящий тёмный. Тебе под его защитой будет хорошо. Целитель ещё не закончил выжигать эту дрянь в тебе.

— Да, я чувствую свет.

Стол медленно растворялся, очертания комнаты расплывались.

— Мама, — Злата поднялась, — я очень тебя люблю. Люблю настолько, что готова была, дав тебе новую жизнь, наблюдать за тобой со стороны.

— Боюсь, что я на это не готова.

Улыбнувшись, обняла её так крепко, как только могла.

— Моя маленькая родственница из будущего. Я запомню тебя такой милой крошкой с забавными пышными белоснежными бантами.

Ощутив, как нарастает жжение света, всё не могла сдвинуться с места

— Аля, ей тоже больно, — раздался грозный драконий рык.

— Прости, — отступив, я рванула на выход, но вместо подъезда оказалась снова в своей комнате.

Никаких игрушек и детского диванчика.

Зато на подоконнике обнаружился Эмес: он, не мигая смотрел на мою кровать.

Я отступила. Где-то в глубине души боялась увидеть то, что разобьёт мне сердце.

А что, если его чувства не столь сильны?

А что, если он просто играет?

Я трусливо отходила всё дальше от порога, но он не отдалялся. Словно шагала на месте, не имея возможности уйти.

На моей кровати кто-то пошевелился. Там, под одеялом. Показалась рука из-под подушки, и на пол упала увесистая книга. Мой роман. Я отчётливо видела обложку. Красивый рыжеволосый шотландец держал в объятьях хрупкую блондинку.

Тихий смешок.

Моргнув, сообразила, что это не моё, а его воспоминание. Эмеса. Он улыбался, рассматривая книгу.

— А у нас тут романтичная особа — прошептал он ухмыляясь.

Я завошкалась на постели и перевернулась на другой бок к нему лицом. Ведун, сев на край стола, затаился.

Его лицо… Я видела чистый мужской интерес.

Настоящий, неподдельный.

Наверное, мне стоило сейчас позвать Эмеса, но я смолчала, не обнаруживая себя.

Жжение исчезло, мне и правда было уютно под защитой этого мужчины.

Прошла минута, а он продолжал сидеть, не двигаясь.

Вдруг всё закрутилось, завертелось. Паутина белоснежного тумана ткала новую иллюзорную реальность.

Стук колёс дилижанса, людской говор, еле уловимый шум небольшого городка.

Мгновение, и я оказалась на площади недалеко от таверны.

А рядом… О да…

Он сорвал с меня одеяло. Как же нелепо это выглядело со стороны. Я возмущалась, что-то шипела, а он просто смотрел. Как же я не заметила этот блеск в его глазах. Да он просто таращился на меня! Неприлично так.

Прикусив губу, смутилась. Так меня ещё никто глазами не поедал.

И снова омут воспоминаний моего мужчины завертелся.

Обрывки фраз, взгляды, коридоры. Словно в его голове бешено крутились мысли.

Наша комната и Яни прижимающий мою руку к своей груди. Да, он делает мне предложение. Но всё, что я ощущаю — это злость Эмеса. Он видит лишь мою ладонь в ладони его друга.

Чувства, но не мои.

Страх и неясные отголоски ревности.

Желание оттолкнуть другого от меня.

И снова картинка распалась. Нити тумана меняли свой узор…

Его комната и огромная кровать. Эмес, всматривающийся в потолок. Я знаю, о ком он думает. Слышу отголоски его метаний.

Ревность и желание.

Его ладонь сжимает простынь. Он встаёт и идёт к шкафу.

Достаёт графин…

Боль и непонимание происходящего.

— Кажется, я попался, — его шёпот похож на крик.

Упав в кресло, ведун прячет лицо в ладонях.

— Дурак…

Сжав губы, я сделала шаг к нему, но всё вокруг пришло в движение.

Снова коридор академии, вход в столовую. Эмес за колонной. Он следит, но за кем? Пробежавшись взглядом по помещению, быстро нашла столик. Там мы с Яни смеёмся. Протянув руку, я легонько стираю с верхней губы змея усы от молока.