Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Таума… чего?
Вопросы всегда лучше пинков. Я ответил. Я вообще люблю отвечать на вопросы о магии. Возможно, все дело в профессиональной гордости.
– Тауматургия – это ритуальная магия. Ты рисуешь символические связи между реальными людьми, местами или событиями и воображаемыми моделями. Затем тратишь немного энергии, чтобы заставить что-либо произойти в малом масштабе, и это что-либо происходит также в реальном масштабе…
Как только я отвлекся, она наклонила голову и укусила меня за руку.
Я выкрикнул слова, которые, вероятно, не следует говорить при детях, и разжал пальцы. Девочка спрыгнула на землю, юркая, как обезьянка, и помчалась к мосту. Я потряс рукой, обругал себя и припустил за ней. Она неслась как угорелая, косички развевались за спиной, туфельки и грязные гольфы так и мелькали.
Она достигла моста первой. Это было древнее двухполосное сооружение, изогнувшееся над рекой Чикаго. Девчонка взбежала на мост.
– Стой! – крикнул я ей вслед. – Не делай этого!
В отличие от меня, она недостаточно хорошо знала этот город.
– Придурок! – весело крикнула она в ответ, не останавливаясь.
Но тут огромная гибкая волосатая рука выскользнула из-под крышки люка в наивысшей точке моста и вцепилась жирными пальцами в лодыжку девочки. Та завопила от ужаса и упала на асфальт, ободрав обе коленки. Затем повернулась и начала брыкаться. В свете немногочисленных фонарей кровь на гольфах казалась черной.
Я тихо выругался и поспешил на помощь. Легкие работали на пределе. Тем временем волосатая рука усилила хватку и потащила девочку к люку. Я услышал глубокий горловой смех, исходивший из темноты колодца, который вел к фундаменту моста.
– Кто это? Что это?! Заставь его отпустить меня! – кричала девчонка.
– Держись! – крикнул я в ответ.
Подбежав к люку, я подпрыгнул и всем весом опустился на волосатую руку, прямо на запястье, вонзая каблуки туристических ботинок в грязную плоть.
Из колодца донесся вопль, и пальцы разжались. Всхлипывая, девочка повернула ногу и, хотя это стоило ей одной дорогой туфельки и гольфа, освободилась. Я подхватил ребенка на руки и медленно попятился прочь, не сводя глаз с люка.
Вообще-то, тролль не должен был выбраться из отверстия такого размера, но ему это удалось. Вновь показалась грязная рука, за которой последовали бугристое плечо, уродливая голова и отвратительное лицо. Тролль посмотрел на меня и зарычал, с легкостью выскользнув из люка. Теперь он стоял в центре моста между мной и дальним берегом, напоминая своим обличьем профессионального борца, пострадавшего от лап пластических хирургов-двоечников. В одной руке он держал двухфутовый мясницкий тесак с костяной рукоятью. Тесак покрывали подозрительные темно-коричневые пятна.
– Гарри Дрезден, – пророкотал тролль. – Чародей лишает Гогота его законной добычи. – Он помахал тесаком. Лезвие со свистом рассекло воздух.
Я выпятил подбородок. Никогда не позволяйте троллю понять, что вы его боитесь.
– О чем ты, Гогот? Ты прекрасно знаешь, что смертные больше не являются законной добычей. Это зафиксировано в Неписаном договоре.
Морду тролля прорезала на редкость отвратительная ухмылка.
– Непослушные дети, – пророкотал он. – Непослушные дети по-прежнему мои. – Он прищурился, и в его глазах вспыхнул злобный голод. – Отдай! Сейчас же! – Тролль заковылял ко мне, набирая скорость.
Я поднял правую руку, сосредоточился, и серебряное кольцо на среднем пальце засияло чистым холодным светом, затмившим уличные фонари.
– Закон джунглей, Гогот. – Я говорил спокойно, стараясь не выказывать страха. – Выживают сильнейшие. Еще шаг – и присоединишься к тем, кому не хватило ума, чтобы выжить.
Не останавливаясь, тролль зарычал и поднял тяжелый кулак.
– Пораскинь мозгами, темное отродье! – рявкнул я. Льющийся из кольца свет приобрел адский, почти радиоактивный оттенок. – Еще шаг – и ты испаришься.
Тролль неуклюже замер, его резиновые слизистые губы оттянулись назад, обнажив зловонные клыки.
– Нет! – прорычал он, не отрывая взгляда от девочки. Слюна стекала по клыкам и капала на асфальт. – Она моя! Чародея это не касается.
– Да неужели? – спросил я. – Тогда смотри.
С этими словами я опустил руку – вместе с источником пронзительного серебристого света, – одарил тролля моей лучшей ухмылкой и, развернувшись в вихре черной кожи плаща, уверенными шагами двинулся обратно к Норс-авеню. Девочка широко раскрытыми глазами смотрела через мое плечо.
– Он идет за нами? – тихо спросил я.
Она отвела взгляд от тролля и посмотрела на меня:
– Э-э… нет. Просто таращится.
– Хорошо. Если пойдет, скажи мне.
– И ты его испаришь? – спросила она дрожащим голосом.
– Черт возьми, нет. И мы побежим.
– А как же?.. – Она коснулась кольца на моей руке.
– Я солгал, детка.
– Что?!
– Солгал, – повторил я. – Я не слишком хороший лжец, но тролли туповаты. Это всего лишь световое шоу, однако он поверил, и остальное нас не заботит.
– А ведь ты сказал, что чародей, – упрекнула она меня.
– Я и есть чародей, – раздраженно ответил я. – Чародей, которому пришлось до завтрака провести сеанс экзорцизма. Затем я отыскал два обручальных кольца и ключи от машины, а остаток дня потратил на беготню за тобой. Я выдохся.
– И ты не сумел бы взорвать этого… эту штуку?
– Это тролль. Разумеется, сумел бы, – широко улыбнулся я. – Если бы не так устал и смог достаточно сосредоточиться, чтобы не взорвать себя вместе с ним. Когда я устаю, у меня нелады с прицелом.
Мы достигли конца моста, а значит, как я надеялся, границы территории Гогота. Я собрался опустить девочку на землю – она оказалась слишком тяжелой. Потом заметил голую ногу и окровавленные коленки. Вздохнул и продолжил путь по Норс-авеню. Если за полчаса я сумею добраться до следующего моста, расположенного в квартале отсюда, и вернуться по той стороне реки, возможно, мы еще успеем застать Ника.
– Как твоя нога?
Девочка пожала плечами, хотя ее лицо сморщилось от боли:
– Думаю, в порядке. Эта штука была настоящей?
– Спрашиваешь! – ответил я.
– Но это было… Это ведь не было…
– …Человеком? – закончил я. – Нет. Но черт побери, детка, вокруг не так уж много настоящих людей. Оглянись. Серийные убийцы Банди и Мэнсон, да и прочие твари. Прямо здесь, в Чикаго, существуют Варгасси с Маленькой Италией, ямайские банды и тому подобное. Животные. Мир просто кишит ими.
Девочка шмыгнула носом. Я посмотрел на нее. Она казалась печальной и слишком серьезной для своего возраста. Мое сердце оттаяло.
– Я знаю, – сказала она. – Мои родители такие же. Немного. Они на самом деле ни о ком не думают. Только о себе. Даже друг о друге не думают – лишь о том, что можно сделать друг с другом. А я для них – игрушка, которую можно засунуть в чулан и достать, когда