Мой брат предлагал мне место, где я мог бы пожить.

Мне пришлось проморгаться, прежде чем я взял ключ.

– Спасибо, – сказал я Сане.

Он внимательно смотрел на меня:

– Вы сейчас уходите, да?

Я оглянулся назад, на приют Фортхилла. Эта комнатка показалась мне особенно тихой и уютной.

– Угу.

Он кивнул:

– Когда Мэб придет за вами?

– Не знаю. Наверное, скоро.

– Я поговорю с Майклом за вас, – сказал он. – Расскажу ему о дочери.

– Спасибо. Да, чтоб вы знали… Мёрфи в курсе моих пожеланий касательно Мэгги. Она все расскажет.

– Da, – кивнул он. Потом сунул руку в карман и достал оттуда плоскую металлическую фляжку. Сделал из нее глоток и протянул мне. – Вот.

– Водка?

– Разумеется.

– На пустой желудок, – вздохнул я, но послушно взял у Сани фляжку, приподнял ее, словно чокаясь, и сделал большой глоток. Жидкость обожгла горло, но это оказалось даже приятно.

– Я рад, что мы сражались вместе, – сказал он, когда я вернул ему флягу. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вашей дочери ничто не грозило до вашего возвращения.

Я выгнул бровь:

– Возвращение… Боюсь, дружище, такой карты у меня на руках нет.

– Я не играю в карты, – заметил он. – Я играю в шахматы. И если вам интересно мое мнение, для вас это еще не эндшпиль. Пока нет.

– Зимний Рыцарь не из тех профессий, с которых выходят на пенсию.

– Рыцарь Меча – тоже, – возразил он. – Но Майкл сейчас живет в кругу семьи.

– Майклов босс черт знает насколько добрее моего.

Саня расхохотался и сделал еще глоток из фляжки, прежде чем завинтить крышку и убрать ее в карман.

– Чему быть, того не миновать. – Он протянул мне руку. – Удачи.

Я пожал ее.

– И вам.

– Идем, – произнес мой русский друг. – Я вызову вам такси.

Я спустился в кубрик «Плавунца». Я стянул с себя доспехи. Я спрятал мечи в потайной рундучок, устроенный Томасом как раз на такой случай. Боба-черепа я тоже положил туда. Потом долго, очень долго принимал душ. Нагреватель едва справлялся со своей работой, но я вообще привык мыться холодной водой. Причем, став Зимним Рыцарем, я переносил эту холодную воду не лучше. Скажем так – как всегда. Я оттирал мочалкой всего себя, особенно руки. Я так и не решил, смылась ли с них кровь Сьюзен или просто впиталась в кожу.

Дальше я действовал чисто механически, по заведенному холостяцкому распорядку. На кухне – пардон, на камбузе – нашлись куриный суп и чили в пакетиках. Я разогрел оба и съел. Мне пришлось делать выбор между белым вином, апельсиновым соком и теплой колой. У апельсинового сока истекал срок хранения, поэтому он и выиграл в качестве питья к обеду. Горячие супы и холодный сок подошли друг другу лучше, чем я ожидал, а потом я прилег на койку. Я надеялся уснуть.

Я не смог.

Я лежал, ощущая легкое покачивание судна на озерных волнах. Вода мягко шлепала о борт. Солнце грело кубрик. Я был чист, одет в старый тренировочный костюм и лежал на койке, которая оказалась неожиданно удобной, – но уснуть мне не удавалось.

Часы на стене – пардон, переборке – тикали ровно, убаюкивающе.

Но уснуть я не мог.

Куриный суп и чили. Черт знает что для последней трапезы.

Может, мне попросить таксиста подождать меня у «Бургер-кинга»?

Ближе к полудню я спустил ноги на пол и осмотрел доспехи моей крестной, удерживавшие пули, молнии и, возможно, кое-что похуже. Я нашел на спине и боках несколько следов от попаданий, которых я не заметил во время боя. Одно ясно: без этих штуковин со смехотворно роскошным орнаментом я был бы покойником.

Часы пробили двенадцать, и с двенадцатым ударом доспехи изменились. Они… просто превратились в мой кожаный плащ. Тот, что подарила мне Сьюзен перед каким-то боем много-много лет назад.

Я поднял плащ. В нем зияли отверстия. Рваные и обожженные дыры. Аккуратные пулевые пробоины. Точнее, дырок там было больше, чем плаща, и даже оставшаяся кожа потрескалась, пересохла и крошилась. Плащ расползался прямо у меня в руках.

Думаю, никто не пытался испечь пирог из Золушкиной тыквы после того, как та побывала каретой. Хотя, кажется, в отдельных версиях истории фигурировала не тыква, а луковица. Возможно, ее можно было бы положить в суп.

Я бросил плащ в озеро, наблюдая, как он тонет. Потом сполоснул лицо под краном и прищурился, глядя на свое отражение в зеркале. Мамин амулет и камень блестели на моей голой груди.

Три дня назад моя жизнь текла по установленному распорядку. Теперь от той жизни у меня остались только кусочек серебра и камешек. Ни офиса. Ни дома. Ни машины. Ни собаки, ни кошки. Господи, куда делся Мистер после пожара? Ничего такого, что я мог бы назвать своим. Ни свободы. Ни друзей… Не станет и их после того, как Мэб заберет меня.

Что осталось?

Кусок серебра и маленький камешек.

И Мэгги.

Я сел и принялся ждать, что произойдет дальше.

Шаги послышались на пристани, потом на трапе, на палубе. Спустя мгновение Мёрфи постучала в дверь и спустилась в кубрик.

Похоже, она приехала прямо из церкви: на ней был все тот же выбеленный боевой наряд, и, судя по выражению лица, поспать ей тоже не удалось. Она медленно перевела дух и кивнула:

– Так я и знала.

– Мёрф, – сказал я. – Тебе, наверное, не стоило приезжать.

– Мне надо было повидаться с тобой, – возразила она. – Ты… просто взял и уехал.

– А ты хотела попрощаться?

– Не говори ерунды, – мотнула головой она. – Вовсе не хотела. – Она сглотнула. – Гарри… просто… я за тебя волновалась. Я никогда не видела тебя таким.

– Мне никогда прежде не доводилось убивать мать моего ребенка, – бесцветным голосом отозвался я. – К этому надо… надо еще приспособиться.

Она поежилась и отвела взгляд.

– Я… только хотела убедиться, что ты делаешь это не для того, чтобы наказать себя. Что ты не собираешься… делать ничего драматичного.

– Конечно, – сказал я. – Ничего драматичного. Это я.

– Черт подери, Дрезден!..

Я развел руками:

– Чего ты хочешь от меня, Мёрфи? Ничего не осталось.

Она подошла и села рядом со мной, глядя на мое лицо, на мою грудь и плечи, рассматривая шрамы.

– Я знаю, каково тебе, – сказала она. – После того как я устроила Мэгги, я позвонила в контору. Там… там начали новое расследование. Этот ублюдок Рудольф… – Она сглотнула, и я буквально кожей ощущал ее боль. – Исход предрешен. Столлинс надеется, что сможет выбить мне не