Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, да ладно тебе, – возразил я. – Ведь все не так плохо.
Она посмотрела на меня и отвела взгляд.
– Я к ним не вернусь, – сказала она. – Мне все равно, кто ты такой и что умеешь делать. Ты не сможешь заставить меня вернуться к ним.
– Вот тут ты ошибаешься, – ответил я. – Я тебя здесь не оставлю.
– Я слышала, как ты говорил со своим другом, – сказала она. – Мои родители пытаются вас подставить. Почему ты вообще этим занялся?
– Мне нужно еще шесть месяцев проработать на лицензированного сыщика, прежде чем я смогу получить собственную лицензию. И мне крайне не нравится идея оставлять одиноких детишек в большом гнусном ночном городе.
– Здесь хотя бы никто не пытается убедить меня, как я им дорога, мистер. Я видела кучу диснеевских фильмов о родителях, обожающих своих детей. О волшебной связи, которую якобы создает любовь. Но это туфта. Как ты и тролль. – Девочка положила голову мне на плечо, обмякла, и я почувствовал, насколько она устала. – Магии не существует.
Я молчал. Нелегко слышать подобное от ребенка. Мир десятилетней девочки должен состоять из музыки, смеха, дневников, кукол и грез – а не жестокой, голой, пресыщенной реальности. И если света нет даже в сердце ребенка – такой крошки, как эта, – на что нам вообще надеяться?
Еще через несколько шагов я осознал нечто, в чем не хотел себе признаваться. Тихий ледяной голосок пытался сообщить мне то, что я не хотел слушать. Я занимался чародейством, чтобы помогать людям, чтобы сделать мир лучше. Но сколько бы мрачных духов я ни победил, сколько потенциальных темных колдунов ни выследил, в темноте меня всегда будет поджидать новое, более ужасное зло. Сколько бы потерянных детей я ни нашел, десятки других сгинут навеки.
Сколько бы я ни сделал, сколько бы мусора ни убрал, это лишь капля в море.
Весьма неприятные мысли для усталого, потрепанного парня, чьи руки заняты десятилетней девочкой.
Мелькающие огни заставили меня поднять голову. Вход в один из переулков между зданиями был перетянут желтой полицейской лентой, поблизости стояли четыре полицейские машины с включенными мигалками. Санитары выносили из переулка носилки с накрытым телом. Сверкали фотовспышки.
Я в нерешительности остановился.
– Что? – пробормотала девочка.
– Полиция. Может, следует передать тебя им?
Я почувствовал, как она устало пожала плечами.
– Они отвезут меня домой. Мне все равно. – Она снова обмякла.
Я сглотнул. Асторы принадлежали к чикагской элите. Они обладали достаточным влиянием в старом городе, чтобы надолго засадить посредственного будущего частного сыщика за решетку. И они могли позволить себе дорогих адвокатов.
Это паршивый мир, Дрезден, сообщил мне тихий ледяной голосок. И хорошим парням не победить, если у них нет денег на дорогого адвоката. Ты и глазом моргнуть не успеешь, как окажешься в тюрьме».
Мои губы искривила горькая улыбка. Женщина в полицейской форме заметила меня и, нахмурившись, принялась рассматривать. Я развернулся и пошел в другую сторону.
– Эй! – сказала женщина. Я продолжал идти. – Эй! – повторила она, и я услышал торопливые шаги за спиной.
Я поспешно укрылся в тенях и свернул в первый попавшийся переулок. Тени за грудой ящиков создавали отличное укрытие, и я затаился там вместе с девочкой. Скорчившись в темноте, подождал. Шаги приблизились, потом начали удаляться.
Я сидел, ощущая, как тяжесть и мрак въедаются в мою кожу, в мою плоть. Прижавшаяся ко мне девочка дрожала и не шевелилась.
– Оставь меня, – наконец сказала она. – И перейди через мост. Тролль пропустит тебя одного.
– Да, – ответил я.
– Тогда иди. Когда ты уйдешь, я выйду к полицейским. Или что-то вроде этого.
Она лгала. Не знаю почему, но я в этом не сомневался.
Она пойдет к мосту.
Мне говорили, что храбрость – это когда делаешь то, что должен, даже если тебе страшно. Но иногда я задумываюсь, на самом ли деле все так просто? Иногда мне кажется, что храбрость – это снова встать на ноги, когда силы твои иссякли. Обработать еще одну пачку документов, когда не хочется. А может, это обычное упорство. Не знаю.
Для меня это не имеет значения. Я чародей. На самом деле я не принадлежу к этому миру. Наш мир отвратителен. Возможно, он годится для троллей, вампиров и прочих мерзких, злобных существ, что наводняют наши кошмары, – в то время как мы прижимаем к груди учебники по физике и уверяем себя, что этих тварей не существует, – но не для меня. Я не стану его частью.
Я сделал глубокий вдох в темноте и спросил:
– Как тебя зовут?
Она ответила не сразу. Потом произнесла неуверенным голосом:
– Вера.
– Вера, – повторил я. И улыбнулся так, чтобы она почувствовала мою улыбку. – Меня зовут Гарри Дрезден.
– Привет, – прошептала она.
– Привет. Ты когда-нибудь видела что-либо подобное? – Я сложил руку чашечкой, призвал последние остававшиеся у меня капли силы, и кольцо на правой руке замерцало теплым светом. Он озарил лицо Веры, и я увидел на ее гладких щеках дорожки от беззвучно пролитых слез.
Она покачала головой.
– Вот, – сказал я и снял кольцо. Надел его на правый большой палец девочки, где оно немного болталось. Свет погас, и мы снова оказались в темноте. – Сейчас я тебе кое-что покажу.
– Батарейка села, – пробормотала она. – У меня нет денег на новую.
– Вера, ты можешь вспомнить лучший день в своей жизни?
Минуту она молчала. Потом едва слышно прошептала:
– Да. На Рождество. Когда бабуля была еще жива. Бабуля хорошо ко мне относилась.
– Расскажи мне об этом, – тихо попросил я, накрыв ее руку своей.
Она пожала плечами:
– Бабуля приехала в сочельник. Мы играли. Она любила играть со мной. И сидели возле елки, ждали Санта-Клауса. Она разрешила мне открыть в сочельник один подарок. От нее.
Вера со всхлипом втянула воздух:
– Это была куколка. Настоящий ребеночек. Мама с папой подарили мне Барби, всех, что выпустили в том году. Сказали, что, если не вынимать их из коробок, потом они будут стоить кучу денег. Но бабуля всегда заботилась о том, чего хотелось мне самой.
И тут я различил слабую улыбку в ее голосе.
– Бабуля любила меня.
Я убрал руку: кольцо мерцало мягким розоватым светом, уютной, заботливой теплотой. Вера удивленно вздохнула, а потом на ее губах заиграла радостная улыбка.
– Но как? – прошептала она.
Я подмигнул малышке:
– Магия. Лучшая! Огонек в ночи.
Она посмотрела на меня, внимательно изучая мое лицо, мои глаза. Я уклонился от восприятия этого взгляда.