Мы в безопасности. Я только что говорил со скерсалорским начальником внешних дозоров. — Юноша закусил губу, чтобы не улыбнуться: генета вытянула острую мордочку, вопросительно уставилась круглыми, темно-янтарными глазами, обнюхивая его через плечо хозяйки. — Мы никуда не уйдем. Скерсалор выдал себя кораблями. Норег заподозрила неладное, ведь они ведут очередную войну. Но до нас им не достать, не бойся.

Амаранта посмотрела на него, затравленно и обреченно.

В то же время в гостевой части Лаэльнэторна царило небывалое столпотворение. Замковые слуги сбивались с ног, обустраивая высоких гостей и показывая прибывшим слугам, чем те могут быть полезны. Безучастная и рассеянная принцесса скерсалорская ходила от окна к окну, бросая короткий взгляд на тронутые бледным рассветом чужие горы. Юный принц чувствовал себя лучше: несмотря на потрясение, ему приключением казался долгий опасный переход. Король Альдар извелся за эту и предыдущие ночи и даже сейчас, в предоставленных им с королевой Нерейей покоях, не сомкнул глаз.

Большой тронный зал гудел более чем тысячью голосов. Придворные заполонили все пространство между колоннами, резные каменные ниши, верхние галереи и ведущую к ним лестницу, бесстрашно сидели на балюстраде, столпились в тяжелых дверях из резного ясеня. Кто-то ловко оседлал венчающих опорные лестничные стойки мраморных рысей. Эльнарай вставали на цоколи колонн и подножия статуй, чтобы лучше видеть и слышать, а самыми удобными являлись, конечно, подоконники витражных стрельчатых окон. Все внимание было обращено к гостям — скерсалорцам с отливающей сероватым перламутром кожей. В одном лишь тронном зале тех набралось с две сотни, в целом замке более трех, а от стражи во дворце уже было известно, что еще около двух тысяч размещены по городским постоялым дворам и тавернам. Морские норды ночевали в свободных помещениях лечебницы, Университета. Кого-то принял пустующий в это время Двор Перехода. В убежище нуждались и скерсалорские твайлари, и небольшое количество вестери, включая послов, путешественников, торговцев.

Над ровным шумом то и дело возносились радостные или недоуменные восклицания — друзья и родственники узнавали своих, каждый спешил поделиться вестями, только что услышанными или из первых рук. Королевские дома Скерсалора и Исналора тоже были связаны родственными узами, и заключали друг друга в крепкие объятия, нарушая этикет.

— Так вот для кого настреляли мы столько дичи! — мелодично воскликнул, всплеснув руками, Кейрон.

Кольфар Эйторнбренн, урожденный Джун Тай Вей, опустил глаза. Спустя столько зим, которые он по привычке все еще считал про себя веснами, по цветению вишни, испытывал он попеременно гордость и неловкость. Неловкость за свою резко выделяющуюся среди нордов внешность и за то, что наделил обоих детей, особенно сына, броскими, неуместными здесь чертами, не отражавшими ни красок неба, ни снегов, ни холодной зари. Не сумел воспитать в первенце доблестного воина, что ценилось на родине, ни даже ученого или юриста, как приличествовало бы второму сыну. Его ай'нь лу, драгоценное дитя, или, как он еще изредка позволял себе называть ребенка, Кей Рон, не чтил и правил этикета, если того не диктовал его переменчивый, сформированный под Небесными Кострами своенравный дух. Легко ли сказать, первенец зарабатывал игрой на инструментах и развлекал голосом! Небо, однако, сжалилось: великая честь выпала сыну развлекать хотя бы самого лучезарного снежного чехванга и его приближенных, а не ходить по Домам, иначе Кольфар сгорел бы со стыда.

— Вам достанется, лорд королевский менестрель, — напряженно проговорил поверх голов Рейфнир Гленорчья́рн, сверля взглядом распахнутые двери, в которые пытались заглядывать все новые обворожительные любопытные личики.

— Ах, благодарю, лорд замковый управляющий! — Кейрон, расхохотавшись, театрально прижал ладонь к груди. — Обнадежили! Вы даже избавили меня от необходимости проталкиваться в кухню, дабы убедиться в шаткой возможности источника пропитания на ближайшие дни!

— У нас полон замок беженцев, а вам лишь бы поесть, — сдерживая улыбку, пробормотала Оделин Нернфрез, кутаясь в накидку из паучьего кружева.

— Это первая забота в виду беженцев, дорогая леди! — округлил раскосые глаза Кейрон.

Слышавшие его поставленный, особенно мелодичный голос скерсалорцы выразительно переглядывались. Кто-то уже знал Кейрона Эйторнбренна, кому-то только предстояло познакомиться с ним. Тервен незаметно коснулась локтя мужа в толпе, понимая его чувства, и Кольфар благодарно улыбнулся. Была и гордость. Кейрон смотрел на отца родными глазами, хранящими жар крепкого и ароматного заварного напитка родины, темными и надежными. Кольфар передал потомству часть себя. Его кровь, его отрада. Дети выросли ладными и красивыми, добились успехов при Снежном Дворе и не испытывали ни малейших затруднений, изъясняясь на языке холодном, жестком, резком и певучем одновременно, противоречивом, как его носители.

Амаранта вошла под своды тронного зала в окружении свиты. Она успела взять себя в руки: королевская стать шла ей, будто девушка была рождена для такой судьбы. Вновь цвета лесной травы под сенью елей и изумрудные переливы главенствовали в ее платье, давая меньше места снежной белизне и густой синеве осеннего неба. По правую руку от нее следовала Бейтирин, по левую Валейя Кетельрос, далее остальные компаньонки и несколько служанок. Фенрейя в свите кронпринцессы Линайи присела в подобающем поклоне, приветствуя бывшую однокурсницу и до недавнего времени почти подругу, но во взгляде и лице Фенрейи читалась лишь формальная, холодная вежливость, а в усердии движений — едва ли не вызов. Трещина прошла этой осенью по всему Двору.

Линайя тем временем сердечно обняла Мири́н, принцессу скерсалорскую, и ободряюще кивнув, прошествовала к пустому креслу, чтобы занять место рядом с супругом у трона короля.

Завидев Амаранту, Мирин поспешила к ней, шурша струящимся, как холодные воды, мерцающе-серым шелковым платьем с белопенной отделкой из паучьего кружева. Девушки не общались тесно, но сдружились во время затянувшегося пребывания исналорцев в Скерсалоре. «Нашла в себе силы одеться подобающе к предстоящему приему, — отметила Амаранта, как и то, что некоторые ценности беженцам удалось взять с собой. — Смогла бы я так же?»

Вместо венца в платиновых волосах Мирин синела коралловая ветвь, а шея, пальцы и запястья были унизаны мелкими ракушками и жемчугом. Лазурный пояс, обхватывавший стан, был заплетен морскими узлами. «Разумеется, смогла бы!» — решила новоявленная принцесса. Плечи ее расслабленно опустились.

— Дорогая! — воскликнула Мирин, беря Амаранту за руки. — Да не погаснет твой очаг! Я плохо слежу за делами Дворов, но не могла не услышать о твоей свадьбе и рада принести поздравления лицом к лицу! Кто бы знал, что однажды я буду приветствовать тебя не только как подругу, но как сестру по титулу! Будь счастлива!

— Пусть день сияет тебе, венценосная дочь моря Кракена! Жаль, встреча наша и поздравления омрачены твоей жестокой скорбью. Но тем больше утешение, что теперь вы все в безопасности. Надеюсь,