– Положение женщины и мужчины в Анмаре отличается. Не скажу, что сильно ощущаю контраст между Англией и Анмаром или Америкой и Анмаром. Я получал образование в Йеле, потом работал в Нью-Йорке и научился смотреть на западный и европейский мир другими глазами. Но, как понимаешь, анмарец внутри меня никуда не делся. Иногда я могу с ним договориться, иногда нет. – с толикой иронии произношу я.

– Твой отец постарался сделать все, чтобы ты не забыл своих корней, – с замечает Амелия, я вижу всполохи ярости в ее глазах, – Я хочу когда-нибудь перестать ненавидеть его, – добавляет она шепотом. – И не могу.

Я задерживаю дыхание, глядя на свою мать, которая внезапно сжимается, растеряв всю свою уверенность и лоск. И я вижу, насколько она уязвима и несчастна. Спустя столько лет она так и не отпустила прошлое. Оно до сих пор разъедает ее сердце и память. Неужели я сделал тоже самое с Мэл? Когда я допускаю подобную мысль до сердца, оно сжимается, отдаваясь глухой болью в душе.

– Он снова женился, – сообщаю я. – Совсем молодая девочка. Он верит, что она родит ему сыновей.

– Все его жены возненавидели меня, когда родился ты.

– Меня они тоже ненавидели, мама, – отозвался я, взяв ее руку, мягко сжимая ледяные пальцы.

– Если бы я могла тебя забрать…

– Ты не могла, – твёрдо произношу я. обнимая ее. – Я не осуждаю тебя. Ты должна была спасать свою дочь. Я жив, я с тобой. А, значит, все было правильно.

– Нет ничего правильного в том, что случилось с тобой. Что-то внутри тебя … я не могу найти слова, чтобы объяснить то, что чувствую, когда вижу, как ты пытаешься выглядеть уверенным и сдержанным. Ты играешь идеальную роль, но меня не обманешь. Скажи мне, что случилось, Джаред. Что не дает тебе покоя? Неужели эта девушка, американка. Ты так и не смог ее убедить вернуться к тебе. В этом дело?

– Я верну ее, просто мне понадобиться чуть больше времени, – стискивая челюсти с холодной уверенностью произношу я.

– Это наваждение, Джаред, – она мягко касается моей щеки, – Может, стоит пойти дальше? Почему ты не хочешь посмотреть по сторонам? Столько красивых девушек готовы любить тебя всем сердцем.

– Она тоже любит, мам. Но простить не может. Как ты… до сих пор не простила отца, – с горечью говорю я, и взгляд матери смягчается.

– Я никогда его не любила, Джаред. А любовь… она способна простить и исправить все, кроме смерти. Но только заставить любить нельзя. Если она не хочет, оставь ее. И забудь.

– Это невозможно, мам, – спокойно произношу я, глядя в серые глаза, полные любви и тревоги за меня. – Не волнуйся, я справлюсь. Обещаю, что все будет хорошо, и очень скоро я познакомлю тебя с ней.

– Я хочу дать тебе совет, Джаред. Не как мать, как женщина. Если ты сделал что-то ужасное, что-то, не подлежащее прощению, то тебе необходимо совершить невозможное. Повернуть время вспять и оказаться в самом начале и убедить ее пойти туда с тобой, чтобы не исправить, нет, а прожить заново другую жизнь. Мой муж не смог, мы не смогли. Я хотела, я звала его, но он не услышал. Слишком многое стояло между нами. Я ни в чем не была виновата, но мы не сумели… И поэтому я говорю, все это имеет смысл только в одном случае – если твоя американка тебя на самом деле любит.

– Спасибо, мам, – произношу я, протягивая руку и обнимая ее за плечи, привлекая к себе.

Повернуть время вспять и оказаться в самом начале…

Кажется, теперь я знаю, что мне делать.

Спустя две недели беспрерывной работы, я наконец выделила время на встречу с подругой. Мы с Сэм запланировали поход на Бродвейский мюзикл. «Манго Бэнд» находился совсем рядом, а вот Сэм опаздывала, потому что решила поехать не на метро, а не на такси. Вечные пробки Манхэттена. Это может затянуться на час, поэтому я зашла в кофейню рядом с офисом, и взяв чашечку кофе, устроилась возле окна, достав скетч-бук. Я давно не рисовала. Каждый раз мне страшно начинать после долгого перерыва – боюсь, что растеряла навыки. В последнее время меня мало, что вдохновляет… я лишена сил и энергии, потеряна. Я смотрю в одну точку, вновь думая о папе, и вспоминаю его письма. Делаю глубокий выдох, беру карандаш и погружаюсь в транс. Я не осознаю, как мой карандаш скользит по белому листу, радуясь такому порыву.

И только через полчаса я с ужасом смотрю на портрет, который у меня получился. И это опять он. Джаред. Смотрит на меня с белого листа, словно наблюдает за мной…

Почему я снова сделала это? Не в силах угомонить новый приступ злости, я ломаю в руках карандаш, и собираюсь сжать в кулаке листочек, разорвать на кромешные клочки.

– Не стоит, портрет получился очень красивым, – слышу я рядом с собой нежный и мелодичный голос. Вздрагиваю, понимая, что говорит определенно не Саманта, которую я так жду. Медленно разжимаю кулак, не смея повернуться на звук голоса.

– Ему бы он понравился, – мягко продолжает женщина, кладет руку на спинку стула напротив. – Мелания, ты не против если я присяду?

Я вижу перед собой утонченную, элегантную женщину лет сорока пяти, но выглядит она максимум на тридцать пять. Ей свойственна манерность особы голубых кровей. Плавные движения, вздернутый подбородок, прямая осанка. Строгий брючный костюм кремового цвета, подчеркивает стройную фигуру женщины. На лице – безупречный макияж, без излишеств.

Я сразу узнала в женщине одну из красавиц с фотоснимков. Интересно, зачем она нашла меня и кем является для Джареда? Неужели его потянуло на зрелых дам? Враждебно она не выглядит, но я не понимаю, о чем нам с ней разговаривать.

Я просто киваю, рассматривая ее белоснежные волосы, почти ничем не отличающиеся от моих.

– Если вы пришли сюда, чтобы поговорить о нем, то мы можем закончить сразу. Я не претендую на Джареда больше. И я не доставлю вам и вашим прекрасным отношениям неудобств, – немного высокомерно и враждебно заявляю я, сама того не желая. Не смотрю женщине в глаза, глядя в окно и на куда-то вечно спешащих прохожих. Сжимаю руки в кулаки, представляя эту женщину с ним… Какого черта? Какого черта, я еще сижу здесь? Зачем она пришла?

– Отношениям? Мелания, ты неправильно поняла… я и Джаред…

Я закрываю глаза, прислушиваясь к этому нежному «Я и Джаред», которое выжигает новые шрамы на моем сердце.

– Не надо. прошу. говорить о нем, – тихо молю я, сдерживая слезы.

– Я его мать, Мелания, – ее теплая рука ложится на мою ладонь и слегка сжимает. Я открываю глаза, глядя в упор на эту женщину…

«Я его мать» – снова слышу я, глядя в самые серебристые глаза на свете. И эти волосы…ну конечно. Как я могла быть такой дурой? Это его мама, м-а-м-а. Боже, она такая красивая. И такая молодая…

– Меня зовут Амелия Риз.

– Мелания Йонсен, – все еще находясь в легком шоке, пролепетала я.

– Я много о тебе слышала, – улыбнулась женщина, внимательно разглядывая черты моего лица. Так смущенно и глупо я никогда себя не чувствовала. Это его мама… это правда, она? Женщина, которая подарила мне мужчину всей моей жизни, моего палача, и моего Бога… кто же она?