– Да. А отец моего сына не просто не взял на себя ответственность; может, он никогда и не знал, что у него есть ребенок.

– Но ты подумай: а если ты увидишь, что он обалденнейший, красивый, высокий, и ты его, может быть, знаешь? А если он к тому же симпатичный, забавный, богатый?

– Да, но мне не кажется, что в Кастель-ди-Гвидо бывал Брэд Питт.

– Может, это был Ченнинг Татум, а мы его не узнали.

– Послушай, вместо того чтобы нести весь этот вздор, ты подумай: а вдруг он просто незнакомец, и я увижу только его лицо, но не узнаю ни имени, ни фамилии, ни тем более адреса?

– Я поняла, но тебе будет любопытно смотреть эти записи, когда ты его узнаешь…

– Не хочу об этом думать. Я даже не знаю, что я сделала. Я была совершенно не в себе.

– Вот именно. А теперь подумай, если бы ты увидела это, как это случилось со мной, на страничке Фейсбука какого-то придурка!

– Да ладно, тебя в любом случае нельзя было узнать по лицу.

– Допустим. Но зато я хорошо знаю, какие у меня сиськи, и мне казалось, что на меня смотрели все.

Даниэла берет из сумки ключи, открывает дверь подъезда.

– В общем, я не знаю, что сделаю. Может, уничтожу кассету. Во всяком случае, это приключение, как мы искали запись, оказалось слишком возбуждающим.

– Да, в следующий раз возьмем планку выше – пойдем на грабеж.

– Вот именно. Умница.

Даниэла собирается входить, но Джулия ее окликает.

– Эй, Дани! Ты чуть не забыла вот это. – И Джулия показывает ей из окошка большой нож с зазубринами. Даниэла смеется и забирает его.

– Не забудь хорошенько спрятать орудие преступления.

– Да. Вместо этого Ивано и Паломби я порежу им домашний хлеб, который купила.

– Молодец, так ты собьешь со следа всех, и они уже больше ничего не поймут.

И они прощаются, веселясь, словно школьницы, – с той же легкостью, когда, встречаясь после уроков, они строили планы на день, но потом дело принимало другой оборот, и они возвращались домой до ужина, и за это время столько всего успевало произойти. Или, наоборот, абсолютно ничего не случалось, и они проводили весь день, болтая о всякой ерунде. Так время и проходило, и они возвращались домой поздно, не сделав ничего особенного. А ее мать никогда ей не верила. И Даниэла внезапно вспоминает ее, Раффаэллу. Бог знает, что скажет мама, когда обнаружит, что у мальчика есть отец, что у Васко есть и фамилия. Она сразу же спросит о том, чем он занимается, а не о том, хочет ли признавать ребенка. Мама, кто его знает, как он сейчас живет; нам с ним не удалось сказать друг другу хоть что-то. И Даниэла входит в квартиру именно в тот момент, когда раздается звонок мобильника, который она в спешке забыла на столе.

– Я вернулась!

– Да, мы здесь, в комнате Васко.

– Хорошо, иду.

Даниэла просматривает список вызовов. Шесть звонков от Филиппо. И тогда она сразу же ему перезванивает.

– Привет.

– Эй, а где ты была? Я звонил тебе тысячу раз! Я вот уже час пытаюсь до тебя дозвониться.

– Да, извини меня, я забыла мобильник дома.

– А где ты была?

«Почему он задает все эти вопросы? Обычно он никогда и ни о чем меня не спрашивает».

– Я провожала Джулию в одно место.

– Понятно.

На том конце провода Филиппо недолго молчит.

Даниэла понимает, что он раздражен ее недомолвками.

– Ей было нужно к врачу.

– Понятно.

Она чувствует, что это второе «понятно» звучит еще чуть более возмущенно. Какими же глупыми иногда бывают мужчины! Но потом Филиппо, судя по всему, вновь обретает свою привычную веселость.

– У меня для тебя фантастический сюрприз! Не догадываешься? Я достал два билета на премьерный показ «Агента 007», на эту новую часть, с актером, который тебе так нравится. Это что-то невероятное: все приедут на «порше» и «ягуарах», которые снимали в фильме, а потом мы устроим «красную дорожку», чтобы войти в театр на улице Примирения со всеми артистами! Здорово, правда?

– Я не смогу прийти.

– Как это не сможешь прийти?

– Да, я должна остаться дома с Васко, мне нужно проверить уроки. Да и потом я сегодня с ним еще совсем не была.

– Но это же «Агент 007»! Найди няньку, отвези его к матери. Это же уникальное событие! Ты даже не представляешь, что мне пришлось проделать, чтобы достать билеты!

– Филиппо, ты очень мил, я очень ценю этот сюрприз, не расстраивайся. Сходи туда с Марко, или с Маттео, с кем хочешь, ты наверняка найдешь многих, кто будет счастлив составить тебе компанию.

– А я думал, счастлива будешь ты.

– Я и так счастлива, но сегодня вечером там мне было бы не по себе. Постарайся меня понять.

– Но это же уникальное событие… Ну давай, разве ты не можешь сделать усилие?

Тут в Даниэле что-то дает трещину. Будто оторвался маленький кусочек ткани, и сразу же после этого под собственной тяжестью она разорвалась полностью, и больше уже невозможно ее зашить. Даниэле становится очень грустно. «У него нет со мной ничего общего, он меня не понимает, не чувствует, не знает, что мне нужно, моих желаний, ритмов. Это как испорченная пластинка, когда ее проигрывают на сорока пяти оборотах вместо тридцати трех: записанный на ней голос певца внезапно стал смешным, дурацким фальцетом вместо того тембра, который раньше так волновал.

– Мне жаль. Я остаюсь дома. Созвонимся завтра.

Даниэла закрывает крышку мобильного, включает воду в раковине, моет длинный нож с зазубринами, вытирает его и кладет на место, в ящик с ножами. Телефон снова звонит. Это опять Филиппо.

– Даниэла, что происходит? Я ничего не понимаю.

Даниэла поднимает глаза к небу, пытаясь обрести хоть немного терпения, а потом, когда наконец его находит, отвечает ровным и спокойным голосом:

– Ничего странного, Филиппо. Ты извини, но это же не то, что мы запланировали несколько месяцев назад, и я вдруг тебя продинамила. Ты задумал не несколько недель назад и даже не несколько дней. Это произошло только сегодня. А сегодня у меня такое настроение.

– Да, знаю, но я так давно пытался их достать…

– Я поняла, но об этом знал только ты.

– Послушай, а ты бы не могла сделать усилие?

Это приводит Даниэлу в бешенство: нет, он точно не хочет ничего понимать.

– Дело не в усилиях. Дело в том, что я хочу остаться дома с сыном. Ты это понимаешь или нет? А теперь извини: он меня зовет.

Даниэла заканчивает разговор, не в силах больше слушать Филиппо, и начинает готовить ужин.