– Но мы – испанцы.

Тогда я вспомнил, как в газетах писали, что во времена гражданской войны в Испании (я был тогда на острове Липари) русские увезли в СССР несколько тысяч детей красных испанцев, чтобы спасти их от голода и бомбардировок.

– Вы состоите в коммунистической партии? – спросил я.

– Конечно.

– Хорошо, не говорите больше об этом. Вы сказали это мне, и довольно. Больше не говорите об этом ни одному человеку. Вы поняли?

– Нет, мы не понимаем.

– Ну, это неважно. Думаю, я и сам ничего не понимаю в этом. Единственное, в чем я уверен, так это в том, что для вас будет лучше, если вы не скажете больше никому, что вы испанцы, красные солдаты и состоите в коммунистической партии.

– Нет, мы не можем пойти на такой компромисс. Нас приучили говорить правду. Нет ничего плохого в том, чтобы быть коммунистом. Мы не скрываем, что мы коммунисты.

– Хорошо. Делайте как хотите. Пока же знайте, что финны – честные и человечные люди, среди финских солдат тоже есть коммунисты, но они сражаются за свою землю, на которую Россия напала в тридцать девятом году. Быть коммунистом – не так важно, хочу я сказать. Ну, вы меня понимаете.

– Мы не понимаем вас. Мы понимаем ваши слова как пропаганду. Вот и все.

– Нет, это не все. Знайте, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы у вас не было неприятностей. Теперь вы понимаете?

– Да.

– Тогда, до свидания. Я приду к вам завтра.

Я пошел к генералу Эдквисту и передал ему разговор с испанцами.

– Что делать? – спросил меня генерал Эдквист. – Вы понимаете, они в сомнительном положении. Они коммунисты, испанские добровольцы в Красной армии. Их детьми привезли в СССР, это очевидно, и они не отвечают за данное им воспитание. Что касается меня, я хочу их спасти. Будет лучше всего, если вы телеграфируете вашему другу де Фокса, послу Испании. От моего имени попросите его приехать, я передам ему пленных, и пусть он делает с ними что хочет.

Я послал де Фокса телеграмму такого содержания: «Взяты в плен восемнадцать испанцев, приезжайте скорее и заберите их».

Через два дня де Фокса приехал поездом. Стоял собачий холод, сорок два градуса ниже нуля. Де Фокса умирал от холода и усталости. Едва увидев меня, он закричал:

– И чего ты суешься не в свое дело? Зачем прислал мне телеграмму? Что мне прикажешь делать с этими восемнадцатью пленными красными испанцами? Я не должен заниматься ими, а ты делаешь так, что все ложится на мои плечи. Чего ты вмешиваешься?

– Но ты посол Испании.

– Да, но Испании франкистской, а не красной. Ладно, я займусь ими, это мой долг. Но почему в это вмешиваешься ты, хотел бы я знать?

Де Фокса разъярился. Но сердце у него доброе, и я знал, что он сделает все возможное, чтобы помочь несчастным пленным. Он пошел к пленным, я последовал за ним.

– Я посол франкистской Испании, – сказал де Фокса, – я испанец, вы тоже испанцы, я хочу вам помочь. Что я могу сделать для вас?

– Для нас? Ничего, – ответили пленные. – Мы не хотим иметь дела с представителем Франко.

– Вы начинаете капризничать? Я потратил два дня и две ночи, чтобы добраться сюда, а вы отвергаете мою помощь? Я делаю все, чтобы помочь вам. Испания Франко умеет прощать. Я помогу вам.

– Франко – наш враг, он убил наших родителей, мы просим вас оставить нас в покое.

Де Фокса пошел к генералу Эдквисту.

– Они упрямы. Но я выполню свой долг, несмотря ни на что. Я запрошу по телеграфу указаний из Мадрида, и все будет сделано согласно их распоряжениям.

На следующий день де Фокса уехал в Хельсинки. Уже в поезде он сказал мне:

– Занимайся своими делами, понял? Это из-за тебя я впутался в эту историю. Уразумел?

– Adios.

– Adios.

Через несколько дней один из пленных заболел. Врач сказал, что у него воспаление легких, и очень серьезное.

Генерал Эдквист сказал мне:

– Нужно сообщить де Фокса.

Я послал де Фокса телеграмму: «Пленный очень серьезно заболел приезжай скорее с медикаментами шоколадом сигаретами».

Через два дня де Фокса приехал поездом. Он был в бешенстве.

– Чего ты вмешиваешься? – закричал он, едва увидев меня. – Разве я виноват, что бедняга заболел? Что я могу сделать? Я один в Хельсинки, ты знаешь, у меня нет ни атташе, ни сотрудников – никого, я все должен делать сам. А ты заставляешь меня в собачий холод тащиться через всю Финляндию сюда. Чего ты суешься в это дело?

– Послушай, человек заболел, он умирает, поэтому нужно, чтобы ты был здесь. Все-таки ты представляешь Испанию.

– Хорошо, хорошо, пойдем проведаем его.

Он привез с собой несметное количество лекарств, продуктов, сигарет, теплой одежды. В подобных ситуациях он проявляет королевскую щедрость, мой добрый Августин.

Больной узнал его и даже улыбнулся. Его товарищи тоже были с ним, молчаливые и недружелюбные. Они смотрели на де Фокса полным ненависти и презрения взглядом.

Де Фокса пробыл два дня и уехал в Хельсинки. Перед посадкой в вагон он сказал мне:

– Зачем ты суешься в дела, которые тебя не касаются? Когда ты наконец оставишь меня в покое? Ты все же не испанец. Оставь меня в покое, понял?

– Adios, Августин.

– Adios, Малапарте.

Через три дня больной умер. Генерал мне сказал:

– Я полагаю, его нужно просто похоронить, но я думаю, что будет лучше известить де Фокса. Этот человек – испанец. Что вы думаете на этот счет?

– Да, я думаю, нужно известить де Фокса. Это будет гуманно.

Я отправил де Фокса телеграмму: «Больной умер приезжай скорее на похороны».

Через два дня приехал взбешенный де Фокса.

– Когда ты прекратишь надоедать мне? Чего ты вмешиваешься? Ты хочешь довести меня до помешательства? Конечно, если ты говоришь мне, что этот тип умер, что его нужно похоронить, долг велит мне присутствовать при этом, и я не могу не приехать. Если бы ты не телеграфировал, мне не пришлось бы тащиться сюда, парня все равно не воскресить.

– Да, но ведь ты – это Испания, Августин. Нельзя похоронить его как собаку в лесу, вдали от родной земли, от Испании. По крайней мере, когда ты здесь, все иначе, ты понимаешь? Это как если бы вся Испания была здесь.

– Да, конечно, я понимаю, – сказал де Фокса, – поэтому я и приехал. Но все же, чего ты вмешиваешься в эти дела? Ты же не испанец, vàlgame Dios!

– Нужно похоронить его по-человечески, Августин. Поэтому я и известил тебя.

– Да, я знаю. Хорошо, хорошо, давай не будем больше об этом. Где покойник?