Однако шансы на успех такого монарха совсем не обязательно сводились к нулю. Все знали, что он более усердный и добросовестный, чем его покойный брат, и больше заботится о бережливости в финансовых вопросах – типичный образец отставного морского офицера средних способностей. Сам королевский двор радикально переменился. Там, где раньше были музыка, увеселения и азартные игры, теперь, по словам сэра Джона Лаудера, «остались только серьезность и работа».

В своем первом заявлении Яков поддержал Англиканскую церковь как самого верного друга английской монархии. Однако не прошло и недели с момента смерти прежнего короля, писал Джон Ивлин, а Яков, «к большой печали своих подданных, впервые открыто пошел на мессу в небольшую молельню в герцогских апартаментах, оставив двери широко распахнутыми». Когда для поклонения выставили Святые Дары, католики преклонили колени, а протестанты поспешили вон. Новый король объявлял стране о своем вероисповедании. Яков строил свою церковь на камне апостола Петра, но об этот камень он в итоге и споткнется.

Людовик XIV уже отправил Якову крупную сумму денег в качестве резервного фонда. Деньги хранились у французского посла на случай, если против короля поднимется восстание или будет расширяться оппозиция. Людовик не сомневался, что английский король теперь станет поддерживать католичество, насколько позволит его власть над мирянами. Однако советники Якова помнили, что новые налоги придется проводить через парламент. Яков пригласил французского посла, чтобы объяснить ему положение дел. «Заверьте вашего господина, – сказал он ему, согласно собственному докладу посла, – в моей благодарности и преданности. Я знаю, что без его покровительства я не смогу ничего сделать… Я хорошенько позабочусь, чтобы не допустить вмешательства парламента во внешнюю политику. Если я замечу у парламентариев намерение нанести ущерб, то сразу отправлю их на покой».

Ему не пришлось беспокоиться. Парламент приступил к работе весной 1685 года, имея в своем составе подавляющее большинство тори и роялистов. Во вступительной речи король Яков дал «обещание заботиться о вере и благосостоянии» народа и в ответ попросил финансового обеспечения расходов короны. Парламентарии проголосовали за выделение субсидии. Учитывая исключительное повышение его дохода от акцизов в результате роста торговли, они предоставили королю больше средств, чем он фактически запрашивал. Однако он, наверное, заставил их задуматься своим поручительством за «веру».

Единственная возможная угроза исходила от внебрачного сына покойного короля, герцога Монмута, который по-прежнему питал надежды на престол. Понятно, почему он покинул Амстердам, где пребывал в ссылке, и 11 июня с небольшим отрядом появился у побережья залива Лайм. Он верил, что, когда вернется на родину, под его флаг стекутся массы сторонников, поэтому взял с собой не больше 150 приверженцев. Монмут установил свой синий штандарт на английской земле и объявил Якова узурпатором. Он также заявил, что вероломный король отравил своего брата, устроил в Лондоне Большой пожар и потакал «Папистскому заговору» как части «единого непрерывного заговора против реформатской веры и прав народа», а затем принял титул короля Якова II.

Пока Монмут со своей маленькой армией продвигался к Тонтону и Бриджуотеру, к нему присоединялись уроженцы графств Дорсет и Сомерсет, но в значительно меньшем количестве, чем изначально ожидал претендент на престол. Вразумительной стратегии кампании у него не было, и его быстро разбили лучше подготовленные и вооруженные правительственные солдаты. Битва при Седжмуре стала последним сражением, состоявшимся на английской земле. Монмут с поля боя бежал. Его нашли лежащим под кустом, полусонным от изнеможения и для маскировки прикрытым папоротником и крапивой.

Побежденным не оказали никакого снисхождения. Самого Монмута доставили к королю, он пал на колени и просил сохранить ему жизнь. «Так надежды нет?» – в итоге спросил он. Король молча отвернулся. Герцогу отсекли голову на Тауэр-Хилл, он стал очередной жертвой неумелой работы Джека Кетча.

Последствия для жителей западных графств были суровыми. Председательствовать на выездных сессиях судов присяжных туда направили судью Джеффриса. Эти «Кровавые ассизы» навсегда остались в памяти народа. Многие умерли в тюрьме, 800 человек отправили в колонии рабами, около 250 человек приговорили к смертной казни. Двадцать девять человек должны были казнить в Дорчестере, но два палача запротестовали, что не могут за один день провести казнь через повешение, волочение и четвертование такому количеству людей. Одной женщине отсекли голову за то, что она предложила еду и воду бежавшему «бунтовщику». «Господа, – сказал Джеффрис присяжным, – на вашем месте я бы признал ее виновной, будь она моей матерью». Джеффрис громко смеялся, подшучивал и издевался над бедственным положением арестантов, которых приводили к нему на суд. Обычно он говорил, что «лижет обвиняемых жесткой стороной своего языка». «Я вижу тебя, преступник, вижу тебя уже с петлей на шее». Когда ему сказали, что один обвиняемый полагается на милость прихода, он отвечал: «Я избавлю приход от такого бремени».

Разгром восстания Монмута укрепил власть короля. Яков одержал победу над своими врагами и теперь приступил к процессу построения нового государства на основе своей абсолютной власти. Он решил упразднить Акт о присяге, таким образом позволяя католикам встать во главе различных служб; он хотел отменить Хабеас корпус акт, чтобы получить больше контроля над своими противниками и сохранить постоянную армию примерно в 20 000 человек. Армия ему требовалась, чтобы обезопасить себя от «возмущений», внутренних и внешних.

Летом того же года после поражения Монмута примерно 15 000 солдат разбили лагерь на Ханслоу-Хит. Юрист того времени, сэр Джон Лоутер, вспоминал, что постоянная армия «удивляла народ Англии», который никогда не слышал о войсках в мирное время. Вскоре солдат разместили по всей стране, где под предлогом преследования «бунтовщиков» они могли действовать как служба безопасности Якова. Часть их рабочего времени уходила на разгон собраний баптистов и пресвитериан, которые в тот период снова превратились в самых преследуемых из нонконформистских сект. При активном содействии Сэмюэла Пипса король также вознамерился создать мощный военный флот. Это было необходимой частью его плана укрепить и использовать колониальные территории в Индии, Северной Америке и Вест-Индии. Его, таким образом, можно считать одним из основателей торговой империи, которая появится в XVIII веке.

Двойные узы абсолютной монархии и католической веры гарантировали дружеские отношения Якова II и Людовика XIV, и, естественно, Англия забеспокоилась, когда осенью 1685 года король Франции отменил Нантский эдикт, обеспечивавший свободу вероисповедания его протестантским подданным. А вдруг Яков пойдет тем же путем? Конечно, было мало оснований думать, что он отважится на меры против государственной Англиканской церкви, но король мог попробовать ограничить ее в правах. Отношение к протестантам-гугенотам, которые бежали в Англию, не обнадеживало: Яков считал, что они настроены против монархии, и не хотел, чтобы они оставались в его королевстве. Однако они остались, поселились в Спитлфилдзе и в других районах Лондона и фактически создали английскую шелковую промышленность.