упал с коня. Король оттолкнул кинувшихся ему на помощь — «се n’est rien, се n’est rien»[258], — но у него была сильная контузия, невыносимо болела грудь, и его пришлось временно вынести с поля боя. Под ним были убиты три коня. В 4 часа начало смеркаться. Фридрих, уже знавший об огромных потерях, в какой-то момент подумал, что битва проиграна. Он поехал к церквушке в Элспиге, расположенной между полем сражения и Эльбой, и в свете свечи принялся готовить приказы об отступлении.

Они не понадобились. Цитен — уж непонятно, в соответствии с каким указанием касательно его графика действий, — отложил атаку примерно до 4 часов, и, когда он пошел вперед, его людям удалось немного продвинуться. Австрийцы на плато, казалось, стояли твердо, и он начал тревожиться за свой левый фланг. Цитен не понимал, как и все остальные, что происходило с главной атакой, и послал часть своих сил по дамбе между прудами в сторону западного фланга австрийцев, удерживавших гряду. К тому времени в обеих армиях царил невообразимый хаос. Солдаты начали потихоньку отставать от своих частей, повсюду лежали убитые и раненые, была практически полностью утрачена согласованность руководства боем. Даун, легко раненный, тоже покинул поле сражения. Австрийцы в полутьме и плотном дыму стреляли в упор в людей Цитена, те отвечали.

Но в этот момент, генерал фон Гульзен, который несколько раньше был ранен, взобрался на орудие, приказал ближайшим солдатам катить его вперед, а барабанщикам играть атаку. Достаточно большое количество прусских солдат услышали сигнал и начали наступление, в конце концов австрийцы стали в беспорядке отходить, причем теперь в их рядах замешательство было не меньшее, чем в рядах противника. Они отступили к Эльбе, а затем переправились на другой берег. Некоторые, говорят, добежали до Дрездена, который находился в 50 милях. Они достаточно повоевали.

Фридрих потерял по меньшей мере 17 000 человек, хотя большая часть отставших возвратилась в свои полки, как часто случалось, а улучшившееся медицинское обслуживание в сравнительно короткое время вернуло солдат в строй. Австрийцы потеряли 18 000 — неделей позже Фридрих оцепил общие потери противника в 20 000 человек и 50 орудий. Он полагал, что выиграл сражение. «Мы побили Дауна и австрийцев», — написал он Финкенштейну в тот вечер. Однако было ясно: это не решающая победа. Сначала король недооценил размеры прусских потерь, назвав цифру 9000 человек и 1500 пленных: они были намного больше, и прусская пехота, как всегда, понесла наибольший урон[259]. Фридриха обвиняли и в том, что он вообще начал сражение; но, как часто бывало, он хотел сохранить моральное превосходство. Идти на зимние квартиры, когда Даун находится в Дрездене и контролирует большую часть Саксонии, означало отказ от такого превосходства.

Фридриха критиковали и за то, что он разделил армию, хотя мощная демонстрация, ради которой он это сделал, была наверняка единственным средством, способным отвлечь неприятеля. Похоже, что имела место слабая временная координация атаки Фридриха и маневра Цитена, но такие вещи очень трудно организовать, тем более условия местности затрудняли передвижение. Смещение Фридрихом центра своей атаки было также неудачным, оно повлекло потерю времени, но наступать на сильно укрепленную позицию Дауна не имело смысла. Продолжение атаки при ужасающих потерях тоже критиковалось, как бывало после многих сражений Фридриха, Мальборо, Наполеона или Хэйга. Обстоятельства меняют планы. Раз уж войска сражаются за тактически важный пункт, каким было Торгауское плато, то атака должна быть либо отбита со всеми вытекающими последствиями для морального духа армии, либо окончиться победой. Фридрих после недолгого колебания решил продолжать атаку и выиграл. Победы до печального часто достаются слишком дорогой ценой, и войны несут многочисленные смерти и страдания. Некоторые из подданных короля Пруссии открыто полагали это сражение глупостью — без него можно было обойтись, тем более приближалась зима, но, с точки зрения Фридриха, Даун, засев в Торгау, отрезал его от ресурсов Саксонии, а он в них нуждался.

Фридрих, не считаясь с сильной болью, 8 декабря верхом отправился в Лейпциг, а прусская армия встала на зимние квартиры в Саксонии и в Южной Силезии. Еще в октябре он сказал д’Аржану, что, хотя ему удалось вернуть Лейпциг, Виттенберг, Торгау, Мейсен, противник удерживает Дрезден и пограничные горы и это позволит ему перейти в наступление в следующем году: «Королева Венгрии твердо стоит за войну». Казалось, практически не было никаких сомнений в том, что во время кампании 1761 года, если она начнется, Фридриху придется находиться в обороне. Маневры будут главным образом направлены на то, чтобы защищать свои пути снабжения и угрожать коммуникациям противника. Дрезден по-прежнему был в руках австрийцев, и надежды Фридриха на то, что Даун сочтет выгодным для себя покинуть город, остались только надеждами. По имевшимся у него данным, Даун весной будет располагать в Саксонии 60 000 солдат, а Лаудон в Силезии еще большими силами, вероятно, 70 000 человек. Прусские крепости и пункты снабжения — Бреслау, Швейдниц, Нейссе — окажутся под угрозой; постоянная нехватка людей никогда не позволит иметь необходимые но численности гарнизоны, чтобы обезопасить их от вероятного масштабного нападения, которое может быть предпринято неприятелем.

Что касается объединенных австро-русских операций, то скорее всего, как и прежде, австрийцы будут ожидать действий русской армии, а они обычно начинались в разгар лета.

Через 2 дня после сражения при Торгау Фридрих узнал, что король Георг II Английский умер 25 октября 1760 года. Для Фридриха смерть его дяди не была тяжелым ударом. Они никогда не любили друг друга, и Фридрих раньше часто задумывался над тем, что англо-прусские отношения могли бы улучшиться после перехода власти к принцу Уэльскому. На престол взошел юный принц, Георг III. С тех нор, однако, как Британия стала союзницей Пруссии, ее наиболее ценный вклад заключался в предоставлении Фридриху значительных субсидий: чуть меньше 700 000 фунтов в год на момент смерти Георга II.

Они позволяли Фридриху играть свою роль в коалиционной войне; без Британии, предоставившей такую помощь, даже не участвуя большими силами в военных действиях в Европе, Пруссия осталась бы действительно в одиночестве. Размеры субсидий, естественно, становились предметом частых переговоров, и Фридриху время от времени приходилось обосновывать свои запросы. Корпусу из 40 000 человек требовалась на кампанию сумма чуть меньше 6 миллионов экю[260]. Она включала стоимость фуража, питания и жалованья, при этом ничего не оставалось для компенсации расходов принимающим участие в кампании монархам. Фридрих полагал, что калькуляция, которую он показал Митчелу, вполне оправдывает его позицию в вопросе о размерах субсидии. Однако, выделяя