Так что мальчишек он так и не увидел – они родились через пять месяцев после его гибели. Конечно, он знал об этом (только не знал, что это они); о том, что будут близнецы, она сама узнала только за неделю до родов. К тому времени, конечно, ее демобилизовали, и она паниковала, не зная, как теперь справится. Надеялась подыскать работу, как только перестанет кормить детей грудью, но не сумела найти такую, где платили бы достаточно, чтобы хватало на няню. Ее мать предлагала взять их к себе, но ей было невыносимо думать, что они окажутся так далеко, к тому же она считала, что вернуться в родительский дом – значит признать поражение. Поэтому подрабатывала машинисткой, печатала по вечерам дома, пока мальчишки не подросли и не пошли в школу. Тогда она попробовала устроиться в компанию «Казалет» – и ее приняли.

Есть не хотелось, поэтому она заварила чаю и унесла чайник к себе в спальню, чтобы пить, укладывая вещи. Управилась быстро: одежды у нее было не так много, вдобавок почти вся сильно поношенная. Родители дали ей денег купить что-нибудь приличное к завтрашнему дню, и она выбрала смесовую льняную ткань василькового оттенка для очень простого костюма с коротким жакетом и удлиненной юбкой. От шляпки она отказалась и теперь беспокоилась, что зря. Но было уже поздно. Подруга Чарли одолжила ей свою лучшую сумочку – темно-синюю, из прекрасной мягкой кожи, которую муж привез ей из Рима. Их мужья служили в одной эскадрилье, только Джордж выжил и дослужился до подполковника – тогда она еще подумала, что и Кена повысили бы, останься он в живых. Его фотография в кожаной рамке стояла на каминной полке. Ее сделали в честь их помолвки, в то время ему было двадцать два, как и ей. Он снялся в форме и фуражке, сидящей чуть набекрень, готовый улыбнуться, излучающий неуемную энергию и желание приняться за то, что будет дальше, что бы это ни было, – как хорошо она помнила все это. Сколько раз она смотрела на эту фотографию и молилась, просила послать ему мгновенную смерть без мучений! И сколько раз плакала, потому что слишком хорошо понимала, что надежды напрасны! Он был штурманом бомбардировщика «веллингтон». Во время дневного вылета вражеские истребители заметили их самолет задолго до того, как он достиг цели. Они потеряли один двигатель, были вынуждены сбросить груз бомб над Северным морем, кое-как дотянули на оставшемся моторе до дома, их заднего стрелка ранило, Кен бросился к нему на помощь. Посадка на аэродроме базы вышла неудачной. Двое членов экипажа выбрались из самолета вовремя, прежде чем он, все еще с большим запасом топлива, взорвался, но Кена среди спасшихся не было. Капитан, служивший вместе с Кеном, приезжал к ней, чтобы рассказать о нем. Она хорошо помнила, как спросила: «Он умер сразу?» – и как Джон ответил: «Даже ничего не почувствовал». Но она навсегда запомнила, как при этом он отвел глаза. Последние, возможно, самые последние из давних слез навернулись на глаза. Пора завязать с ними, покончить с этим старым горем: что было, то было, и ничего уже не изменишь. Она взяла снимок, поцеловала его и положила в чемодан, который не собиралась завтра брать с собой. Эту фотографию она сохранит для мальчишек.

* * *

– Волнуешься? И неудивительно, – ответила самой себе Чарли. Она приехала помогать ей одеваться. Джемайма уже отправила мальчишек: завтрак, такси, вызванное со стоянки, – они обожали ездить в такси, что случалось очень редко. Всю дорогу до Паддингтона оба держали на коленях обувную коробку с крышкой, сплошь в дырочках – в ней везли гусениц бражника. Бумажный пакет с запасными листьями, нарванными утром в саду за домом, положили в мешок с умывальными принадлежностями. «Знаешь, они ведь едят ужасно много перед тем, как окуклиться», – объяснил Том. Расставание с ней их, казалось, не волнует, но ведь они вдвоем, и она радовалась их бесхитростному счастью.

– Хороших вам каникул, – пожелала она, обнимая обоих.

– Обязательно, – ответил Генри.

– И тебе тоже, мама, – добавил Том, а Генри кивнул.

– Если мы правда найдем кролика, которого приручим, можно нам привезти его с собой?

– Только если он захочет, – ответила она. Потом их сопровождающий сказал, что пора выходить из вагона, и она вышла.

Дома она приняла ванну, вымыла голову, тут и явилась Чарли – очень элегантная, с букетиком желтых и белых роз.

– А тебе я приготовила сэндвич с яйцом, – сообщила она. – Могу поспорить, что ты не завтракала.

Она думала, что не сможет проглотить ни крошки, но, как ни странно, смогла.

– Ты отличная подруга.

– Просто я так рада за тебя. Ты заслужила счастье – в кои-то веки, для разнообразия. Дай только подровняю тебе челку – длинновата слишком, – она набросила банное полотенце на шею Джемаймы и подстригла ей волосы надо лбом. – Теперь лучше. А накраситься?

– Да мне почти нечем. Разве что губы.

– Надо еще капельку румян. Ты слишком бледна, дорогая.

Чарли накрасила ее сама.

– Тебя от школьниц не отличить, – сказала она.

Она оделась, пора было выезжать, и Чарли повезла ее на своей машине в Кенсингтон.

– Он на двадцать один год старше меня, – произнесла она, пока они проезжали через Кэмпден-Хилл.

– Но ведь для тебя это неважно, правда? Если ты любишь его.

– Люблю, – подтвердила она, и с этим словом ее заполнила любовь к нему: за его обаяние, искренность и доброту к мальчишкам, за то, как его кроткое, слегка измученное лицо становилось нежным и веселым, когда он смотрел на нее, за его удивительную откровенность («Я хочу всегда знать твое отношение, – сказал он, – даже если окажется, что мы в чем-то не согласны друг с другом, или наоборот, в чем-то наши мнения совпадают, я хочу знать об этом всегда»), его удивительная способность к любви и привязанности, ощущение, что его преданность безгранична, а потом – за совершенное однажды, несколько недель назад, открытие, что для нее он – идеальный любовник: терпеливый, чуткий, восхитительный и пылкий. Он спросил, хочет ли она лечь с ним в постель до замужества, и сказал, что решение должно остаться за ней. «Я уверен полностью, – сказал он, – но мне хотелось бы, чтобы и ты была уверена так же, как я». И поскольку ее мучили опасения – она ни с кем не была близка с тех пор, как погиб Кен, у нее не было ни времени, ни возможностей влюбляться, и она опасалась, что разочаруется сама или разочарует его, – она согласилась. Чарли забрала мальчишек к себе с ночевкой, он увез ее в отель на реке жарким июньским вечером, и когда они были уже в номере, предложил: «Давай в постель сейчас, а поужинаем потом». И правильно сделал, потому что она была вся на нервах от ожидания. А потом, переполненная непривычным счастьем, она призналась, как рада, что он предложил именно такой порядок действий. «А, это! Да я просто хотел, чтобы у тебя даже мысли не возникло, что кто-то увиливает, – сказал он, откупоривая бутылку шампанского – она изумилась, увидев, как ловко у него получается, – а потом, наполняя ее бокал, спросил: – Дорогая Джемайма, так ты выйдешь за меня?» И она ответила, что ввиду случившегося у нее нет другого выхода, а он сказал, что на это он и рассчитывал. Они выпили шампанского и спустились к ужину, радостно строя планы на жизнь, которая ждала их впереди.