– Ну, королева защитила бы его. Она была известна своей благодарностью слугам.

Внезапно мне как будто бы кто-то сказал на ухо: «Уорнер, солиситор нынешней королевы». А кто в 1526 году мог быть молодым адвокатом на службе у другой королевы? Сердце мое заколотилось.

– Филип поначалу решил, что выронил письмо во время драки. Он бросился обратно в гостиницу, но никаких следов письма не обнаружил. И поэтому поскакал назад ко двору, чтобы сообщить королю об утере письма, – рассказывала тем временем Беатрис.

– Но его ведь украли…

Мистрис Уэст нетерпеливо тряхнула головой:

– Мой супруг посоветовал ему сказать, что он потерял письмо. Ну, как вы не понимаете? Лучше, чтобы король думал, что письмо потеряно, чем считал, что оно уже находится в руках королевы Екатерины. Муж даже сказал Филипу, что не хочет слышать имени его спутника: так будет безопаснее для нас, если оно не будет нам известно. Однако предстоящее расследование потребует от Филипа сведений о его местонахождении в ту ночь, и тогда ему придется назвать имя подозреваемого. Этот человек – его алиби. – И она добавила с ядом в голосе: – Пусть, наконец, заплатит за свое преступление!

– Боже мой, возможно, в этом письме говорилось о намерении короля жениться на Анне Болейн! – воскликнул я. – Если Екатерина Арагонская узнала из него о намерениях короля, это могло бы объяснить ее возражения против развода. Мадам, если король узнает о лжи вашего сына, последствия для него могут оказаться печальными даже сейчас!

Пожилая женщина всплеснула руками:

– Пусть лучше станет известна беспечность моего сына, чем его обвинят в убийстве! Я думала об этом всю ночь, мастер Шардлейк. И приняла решение.

Она смотрела на меня, дожидаясь ответа. Теперь я мог понять ее нежелание сперва выкладывать эту историю Батрессу.

– Итак, ваш сын не видел Эллен? – уточнил я.

– Нет. Он провел ночь у нас, а утром встал очень рано и поскакал назад в Петуорт. Известие о пожаре тогда еще не дошло до нас. Королю Филип сказал, что потерял письмо по дороге. Его, конечно, прогнали со службы. И тут гонец привез ему известие о пожаре в плавильне. Сын немедленно вернулся домой и поспешил увидеться с Эллен, но она не захотела его видеть. Мы с мужем молили его оставить эту девушку в покое, но он настаивал на своем до тех пор, пока ее не увезли.

Я посмотрел на собеседницу. Впервые она опустила глаза. «Да, это ты в компании с Приддисом устроила, чтобы Эллен поместили в Бедлам», – понял я.

Мистрис Уэст продолжила:

– Потом Филип ушел на море, стал служить на военных кораблях его величества. Для него это было делом чести, он чувствовал себя изменником, предавшим короля. С тех пор он не возвращался с моря. И я не сомневаюсь в том, что король учтет его честную службу даже в том случае, если история с письмом всплывет теперь заново.

Я поднял на нее глаза. Учитывая все, что было мне известно о характере короля, в подобном исходе нетрудно было усомниться.

– После смерти моего мужа Филип оставил управление поместьем в моих руках. Он словно бы все еще наказывает себя за утрату этого письма по прошествии почти двадцати лет. – Беатрис вновь взглянула на меня с печальной улыбкой. – Такова моя повесть, мастер Шардлейк. Итак, вы видите, что мой сын ничего не знал о пожаре и обо всех этих смертях.

Я сложил руки ладонями перед собой. Бесспорно, исчезновение письма именно в ночь пожара являлось, по меньшей мере, случайностью. Несомненно и то, что мистрис Уэст всецело верила истории, рассказанной ей сыном, a надменность и эгоцентризм позволяли ей думать, что и все остальные равным образом поверят его рассказу. Однако факт существования письма, да и самого друга, известен был лишь со слов Филипа. Я вспомнил встречу с ним в Портсмуте… Он показался мне человеком, измученным совестью, но в чем упрекала его совесть – в утраченном письме или в чем-то куда более мрачном? A если его друг и существовал на самом деле, кем мне следует считать его: гарантом алиби Уэста или его сообщником?

– А сын ваш когда-либо говорил о том, что сталось с этим его другом… с адвокатом? – спросил я. – Если он поддерживал Екатерину Арагонскую, то помогал проигрывавшей стороне.

Пожилая дама пожала плечами:

– Не знаю, что с ним было дальше. Надо думать, что он изменил своей партии, перешел на другую сторону после падения королевы Екатерины. Как и многие.

– Верно.

Женщина глубоко вздохнула:

– Как, по-вашему, если теперь рассказать эту историю, она поможет моему сыну?

Я посмотрел на нее:

– По правде говоря, мадам, я не могу ничего утверждать.

– Я попрошу у вас еще кое-что, – проговорила она. – Пожалуйста, не пересказывайте мастеру Батрессу ничего из того, что я только что открыла вам, еще какое-то время. Дайте Филипу… дайте моему сыну возможность оправдать себя в военном походе, в уже неизбежном сражении.

Я подумал, что если на время забыть про ее рассказ, особого вреда не случится. Кроме того, я получу время на продолжение собственного расследования.

– Очень хорошо. Обещаю пока молчать, – ответил я.

Теперь тон Беатрис полностью преобразился и сделался почти что умоляющим:

– Благодарю вас. Вы – вдумчивый человек, нейтрально настроенный. И, быть может…

– Что – быть может, мистрис Уэст?

– Быть может, найдется какой-то способ, какой-то приватный способ разрешить этот вопрос без публичного шельмования Филипа.

– А как вы это себе представляете?

– Не знаю. Если вы воспользуетесь собственным влиянием…

– Я подумаю об этом, – сказал я ровным тоном.

– Если вы захотите продолжить наш разговор, отправьте письмо в мой дом, Карлен-холл.

– Хорошо. A я буду находиться в Хойлендском приорстве, в восьми милях от Портсмута на Портсмутской дороге.

Посмотрев на нее, я подумал: при всей твоей тревоге и боязни за сына, у меня нет к тебе жалости. Когда придет этому время, я вырву из тебя историю увоза Эллен.

Беатрис же улыбнулась мне с отчаянием в глазах:

– Ну, конечно, мой сын может отдать свою жизнь за отечество задолго до начала расследования. Я думаю, что он предпочтет умереть с честью, чем остаться в живых и услышать эту историю. – Рот ее дрогнул, и в глазах вскипели слезы. – Предпочтет погибнуть за короля и оставить меня одну-одинешеньку в этом ужасном мире…

Через час мы с Джеком уже ехали на юг, возвращаясь в Хойленд. Мистрис Уэст щедрой рукой предоставила мне обильную пищу для размышлений. Барак, когда я рассказал ему ее историю, отреагировал мгновенно:

– Не верю ни единому слову. Уэст придумал эту сказку, чтобы успокоить свою мать. Скорее всего, он со своим приятелем напали на Эллен, а потом его друг исчез.