– Просто я буду работать допоздна, – объяснил я. – Да и завтра тоже, и в последующие дни. И я не смогу прийти и приготовить вам ужин и не смогу помочь вам пройти по коридору в ванную.

– Не беспокойся о нас, – заверила меня мама. – Мы справимся. Если тебе нужно идти, иди.

– Мне действительно нужно идти.

Я направился на кухню и достал из ящика стола консервный нож. У окна я задержался. Проводя свои дни в подземелье, я отвык от яркого полуденного света. Я посмотрел на ложку, кастрюлю и кухонную плиту, на которой мама готовила. В сушке стояли две стеклянные чашки, переливаясь на свету. Я решил, что чашек не надо.

– Я думаю, вы меня боитесь, – произнес я. – Потому что для вас я – тайна. Потому что на самом деле вы меня не знаете.

Мне казалось, что родители станут возражать, но они хранили молчание. Я потянулся к верхней полке и нащупал банку с персиками. Крышка на ней еще не успела запылиться. Я подошел к столу, забрал ложку из рук мамы и сел, разложив все предметы перед собой.

– Так вот, вам впредь не нужно будет волноваться, – сказал я. – Потому что сегодня вы познакомитесь со мной настоящим.

Я воткнул нож в банку и начал медленно вскрывать ее.

Отец принюхался.

– Персики? – спросил он.

– Точно! – ответил я. – Персики в сладком сиропе.

– С ночного рынка? – поинтересовалась мама.

– На самом деле я украл их из камеры вещдоков.

Отец глубоко вздохнул.

– Я вижу их ясно, как день, густоватый сироп, в котором они плавают, вижу, как они сияют при свете дня.

– Давненько не ела я персиков, – вздохнула мама. – Раньше по продовольственной книжке нам каждый месяц выдавали талон на одну баночку.

– О, это было много лет назад, – напомнил отец.

– Полагаю, ты прав, – ответила мама. – Я просто хочу сказать, что мы любили персики, и вот в один прекрасный день оказалось, что их нам уже больше не получить.

– В таком случае позвольте мне, – сказал я им. – Откройте рты.

Они, как дети, открыли рты. Отец в предвкушении сладкого зажмурил свои мутные глаза.

Я помешал персики в банке, а затем подцепил один кусочек, собрав ложкой стекавший с края банки сироп. Затем я потянулся и положил кусочек персика в рот маме.

– М-м-м, – протянула она.

Следующий кусочек я дал отцу.

– Это, сынок, – сказал он, – был персик.

Родители молча наслаждались этим моментом. Только радио продолжало орать.

Потом в один голос они поблагодарили: «Спасибо Вам, Великий Руководитель, Ким Чен Ир».

– Да, – поддержал я их, – его и надо благодарить.

Я снова помешал ложкой в банке, охотясь за следующим кусочком.

– У меня появился новый друг, – сказал я отцу.

– Друг на работе? – спросил он.

– Да, друг, на работе, – подтвердил я. – Мы с ним сблизились. Он помог мне поверить, что меня ждет любовь. Этот человек любит по-настоящему. Я изучил его дело достаточно хорошо и понял, что секрет любви заключается в жертве. Он пожертвовал собой ради любимой женщины.

– Он отдал за нее жизнь? – уточнил отец.

– На самом деле он забрал ее жизнь, – объяснил я ему, кладя еще один кусочек персика ему в рот.

– Мы рады за тебя, сын. Как говорит Великий Руководитель, Любовь заставляет мир вертеться. И поэтому не мешкай. Пойди и найди свою настоящую любовь. А о нас не беспокойся. С нами все будет в порядке. Мы сами можем о себе позаботиться, – дрожащим голосом произнесла мама.

Я положил кусочек персика ей в рот, и она от неожиданности закашлялась.

– Наверное, время от времени, – сказал я, – вы наблюдали за тем, как я пишу что-то в журнале. На самом деле это не журнал, это личная биография. Вы знаете, этим я зарабатываю на жизнь, пишу биографии людей. Мы храним их в одном месте, я назвал бы его секретной библиотекой. Человек, с которым я работаю, назовем его Сержем, утверждает, что моя проблема заключается в том, что биографии никто никогда не читает. А мой новый друг сказал мне, что те люди, которые пожелали бы прочесть его биографию, уже умерли.

Я снова достал кусочки персика из густого сиропа.

– Люди, – догадался отец, – то есть та женщина, которую твой друг любит.

– Ну, да, – ответил я.

– Женщина, которую твой друг убил, – уточнила мама.

– И ее детей, – добавил я. – Это трагическая сторона истории, не спорю.

А ведь это могло бы стать хорошим заголовком к его биографии – «Командир Га. Трагедия». Или как бишь его зовут…

Персики были наполовину съедены. Я вновь перемешал их в банке, выбирая новый кусочек.

– Оставь немного и себе, сынок, – сказал отец.

– Да, хватит уже, – поддакнула мама. – Я так давно не пробовала сладкого, что мой желудок не вынесет этого.

– Это особенная банка персиков, – возразил я, покачав головой. – Я берег ее для себя, но если выбирать легкие пути, не решить всех проблем в жизни.

Губы у матери задрожали. Она прикрыла их рукой.

– Но вернемся к моей проблеме, – продолжал я. – К моей биографии и трудностям ее написания. Комплекс составителя биографий, которым я страдал, – теперь мне это совершенно ясно – возник у меня оттого, что никто, чувствовал я в глубине души, не захочет выслушать мою историю. Наконец, моего друга осенило: его татуировка не принадлежала обществу, – она была сугубо личной. И хотя люди могли видеть ее, на самом деле она была сделана только для него одного. И, когда он потерял ее, у него действительно больше ничего не осталось.

– Как же человек может потерять татуировку? – удивился отец.

– К несчастью, это проще, чем вы думаете, – ответил я родителям. – Однако же это открыло мне, что я составлял биографии не для потомков и не для Великого Руководителя и не для лучших наших граждан. Нет, люди, которым нужно услышать мою историю, это люди, которых я люблю, это люди, сидящие прямо передо мной, которые стали думать обо мне, как о чужом, и боялись меня, уже не зная, каким я был на самом деле.

– Но твой друг убил людей, которых любил, ведь так?

– К несчастью, это так, – согласился я. – И за это нет ему прощения, впрочем, он никогда о нем и не просил. Но разрешите мне поведать свою собственную биографию. Я родился в Пхеньяне, – начал я, – родители мои были рабочими на фабрике. Они были уже немолодыми, но оказались хорошими родителями. Пережив все чистки среди рабочих, им удалось избежать кляуз и перевоспитания.

– Но мы все это уже знаем, – возразил отец.

– Тс-с-с! – произнес я. – Вы же не можете разговаривать с книгой. Вы не можете переписать биографию, читая ее. Но вернемся к моей истории.