Две группы штурмовиков FK-класса по сотне машин в каждом — вот наша следующая цель. Ну, или мы — их, если судить по мощности и тоннажу. Кроме того, эти штуки обладали собственным, независимым интеллектом, а не управлялись из командного центра, как истребители класса CS, так что для успешного ведения боя уже требовалась стратегия. Только я так подумал, как по панели поползло сообщение «Беты»: «Построение “железный занавес-три”. На огонь не отвечать. По команде — переход на “торнадо”. Погнали». Я тут же перестроился, довольный своим напарником, именно такой план у меня уже вертелся в голове. Это будет спектакль, который, увы, враг не оценит. Ну, а пока оставалось только глядеть, как на тебя наводятся стволы, и продолжать следовать своим курсом.

Первый, ближайший к нам отряд вражеских штурмовиков уже активировал силовую защиту, рассредоточиваясь с намерением атаковать нас по всему фронту. Мимо меня замелькали первые снаряды из достаточно весомого арсенала FK, однако Отряд в ответ молчал, экономя энергетику. Две стены стали и огня площадью в квадратный километр неслись навстречу друг другу. Бой такой кучности устанавливает собственные правила, благо скоро станет просторнее.

Когда до нас уже оставалось каких-нибудь три километра, в строй роботов вошел острый клин их третьей волны, на громадной скорости несущейся к нам, чтобы одним ударом разбить наше построение и приняться крошить нас дальше, воспользовавшись своим двукратным преимуществом в огневой мощи. «Перестроение!» — голосовая команда была не нужна, она лишь дублировала квантовый инфоимпульс, однако традиция не изживаема. Тут же центр нашего строя провалился внутрь, образовалась воронка, поглотившая все не успевшие вовремя замедлить свою скорость атакующие вражеские машины. Оба строя всей мощностью ходовых генераторов упёрлись в мёрзлый воздух, насколько возможно гася скорость. Тем временем попавшиеся же на удочку собственной стратегии штурмовики врага уже получали тёплый прием.

Развернувшись традиционной «восьмёркой», я успел внести свою лепту в тот океан огня, что обрушился на врага в центре нашей воронки. Роботы несли на себе мощную силовую защиту, так что тут пригодилась бортовая установка «Игла», срезавшая своим силовым конусом целые куски их допотопных коконов. Радужные пленки полей сверкали ионизированным воздухом, облезая с корпусов обречённых FK. Их оголённая броня ничего не могла противопоставить залпам в упор из ЭМ-разрядников и мегаваттам ИК-лазеров наших «Баньши». К тому времени, как, увы, трудновосполнимая энергия «Игл» иссякла, последний из состава второй волны механоидов штурмовик уже падал на землю, потеряв управление.

Остальные пытались прорваться к попавшим в западню, но их наскоки покуда успешно отбивались двумя звеньями, оставшимися охранять фронт нашего построения. Теперь нужно грамотно, не понеся потерь, добить врага. Программируя систему наведения, я снова врубил форсаж, оставляя за кормой огненный дождь — всё, что осталось от сотни грозных машин.

На этом моя роль бойца фактически завершилась, поскольку столь массированных налётов на вверенный нам участок враг больше совершать не рисковал. Теперь задача Отряда сводилась к уничтожению разрозненных соединений врага, мелкими группами прибывающих из-за линии горизонта, а также остатков сил, потрепанных нашими соседями. Отряд, неспешный, как приливная волна, сметал всё на своем пути, а я с ребятами лишь должен был осуществлять должную координацию наличных сил.

Препятствий нашему дальнейшему продвижению перед нами не было, однако от Капитана Алохаи последовал приказ строго придерживаться плана боя и вперёд не лезть. Согласно стратегическим данным, севернее нас шло серьёзное сражение с основными силами второй волны обороны врага. В огневом контакте были задействованы все силы Третьего Крыла и часть парка Пятого. Именно оттуда до нас докатывались совершенно изувеченные штурмовики противника, постоянно отвлекавшие меня от фронтального направления.

Мы оказались уже довольно близко к «пурпурной территории», ещё ни разу не страдавшей от наших ударов, и чем дальше мы продвигались, тем чаще нас встречали баллистические дуги пусков и разрывы заградительного зенитного огня, доставляя тем самым немало хлопот. Мешало отсутствие прикрытия бронепехоты, которая могла бы эффективно подавить чужие зенитки, штурмовики в целом неплохо приспособлены для ведения приповерхностной войны, но всё-таки — куда приятнее, когда каждый делает свою работу. Тем не менее, звено «B» в составе манипулов «Стар», «Терис», «Этир», «Нокхаус» и звеньевого манипула «Секира» справлялось со своей задачей, отрабатывая наземные цели на предельно низких высотах.

Жаль их. Отряд ослабел без своего лучшего звена.

Пока же мы с текущими трудностями справлялись вполне успешно, крупные же силы нас не тревожили, оттянутые другими участками фронта. Капитаны спокойно занимались командованием, не отвлекаясь на мелкие нападения. Спокойное, размеренное движение, две машины плечом к плечу, никогда не поймёшь, что происходит там, внутри… они, кажется, даже ни разу курса не поменяли с тех пор, как мы пересекли далекую уже горную гряду.

Я неторопливо брёл по одной из тех широченных пешеходных дорожек, что ведут к «Глобусу». Под ногами тихо похрустывал песок, налетал с озера порывистый ветер, и лавровые ветки с царственным шелестом покачивались под его неловкими ухаживаниями. Всё готовило тебя к встрече с высоким искусством. Но в тот раз последнее, что меня интересовало, были плоды чужого и почти чуждого мне творчества. Я вздохнул, оглядываясь. С каждым шагом вероятность встретить знакомого возрастала.

«Не хочу».

Вдоль дорожки по-прежнему были расставлены те могучие чугунные скамейки, на которых мы любили сидеть тихими вечерами. Воспоминания всегда непоследовательны. Ты всегда вспоминаешь то, куда уже не вернуться, а то, куда можно попасть сейчас, всплывает лишь в запоздалых разрозненных воспоминаниях.

Они и раньше мне только мешали, дарёная безупречная память Кандидата была тем единственным, что я никак не мог научиться контролировать, и сейчас я гнал, гнал проклятую память, почему все жалеют, что не помнят каких-то мелких деталей прошлого, а я не могу отринуть то, что банально не имеет больше никакого значения, то, что только и способно доставлять боль.

Никого не воскресить. Так почему они остаются со мной, как живые?

Я должен войти в это прекрасное здание, предназначенное для того, чтобы приносить человеку исключительно высшее эстетическое наслаждение. Мне это было абсолютно не интересно. Просто инфоцентр Изолии Великой сообщал, что она должна быть на репетиции.

— Рэд!!!

Я благодарно улыбнулся, увидев эту фигуру, как всегда живописно окруженную льнущими к его ногам «монтажниками малыми». Таков уж был он, дядя Вано, как его за глаза называли все знакомые, даже полуразумные автоматы по-своему любили этого странного человека. Порою мне казалось, что он более счастлив в обществе этих насекомоподобных механизмов, нежели в человеческой компании. А вот люди его любили так,