— Я этого и не опасался, — сказал Николас. — Сейчас увидимся.

Затем Николас набрал номер, данный ему Томи. Детектив по раскрытию преступлений Мэл Бранка был на ночном дежурстве и сам принял звонок Николаса.

— Плохие новости, друг, — сказал он прокуренным голосом. — Я встретил этот самолет с японским мерзавцем по просьбе Томи, но не смог его задержать. Он, как положено, был в списке пассажиров. Я это сам проверил. Я даже опросил весь экипаж, но никто из них его не запомнил. Все, что они смогли сказать, так это то, что место было занято. Это все, что я сумел сделать, друг: слишком у меня было мало времени, чтобы организовать его встречу как надо. Наверно, птица более высокого полета, чем обычные поставщики кокаина, с которыми мне приходилось иметь дело.

Николас поблагодарил Бранку и повесил трубку. Он хотел было позвонить Жюстине в их дом на Вест-Бэй Бридж, но передумал. Если Сендзин где-то здесь, то лучше не давать ему возможности раньше времени узнать о его приезде. Но мысль о том, что дорокудзай может быть сейчас вместе с Жюстиной в их доме на побережье, сводила его с ума.

Терпение, подумал он. Скоро все выяснится.

Он повернулся и увидел Конни Танаку, вышагивающего по направлению к его будке. Именно Конни Николас просил через Уми встретить его в аэропорту.

Конни был старшим братом Терри Танаки. Он жил в Ванкувере, когда в 1980 году Сайго прибыл в Нью-Йорк, победил Терри в собственном его додзе и в конце концов убил его. После этого Конни покинул Ванкувер, чтобы поставить на ноги школу боевых искусств своего брата. Но в Британскую Колумбию более не возвращался, предпочитая динамичную нью-йоркскую жизнь. Конни любил повеселиться, но это вовсе не означало, что он несерьезно относился к своему делу.

— Тик-Тик, — сказал он, беря у Николаса его поклажу. — Я получил твое послание. — Только Конни называл Николаса Тик-Тиком. Как-то раз он сказал ему: ПАРЕНЬ, ТЫ, ПРЯМ КАК БОМБА, ТИКАЕШЬ ПОД ЭТОЙ НЕПРОНИЦАЕМОЙ ОБОЛОЧКОЙ. НИ У КОГО СУПРОТИВ ТЕБЯ НЕТ НИ ОДНОГО ШАНСА.

Конни без труда узнал его: Николас уже сбрил свою бороду, пролетая над Гавайскими островами на высоте тридцать тысяч футов.

— Что случилось? — спросил Конни.

— Неприятности, — ответил Николас, пока они пробирались к выходу. — Целая куча. — Уже наступила ночь, огни фонарей и иллюминации окрашивали все вокруг в неестественный голубоватый цвет. Ветровые стекла огромных автобусов были окружены ареалами света, а лица сидящих в них людей больше походили на обескровленные лица покойников.

Только Конни выглядел все так же: низенький, коренастый, как пожарный кран, с мускулистыми плечами и руками, узкими бедрами. Он двигался плавно, как танцовщик: говорят, у них центр тяжести расположен ниже, чем у других людей. Лицом он был похож на Терри, но оно у него было более массивное, и людям, не знавшим его, могло показаться пугающим. Но Николас знал, что Конни способен быть очень добрым и понимающим человеком. Это была его идея — отдавать третью часть доходов с додзе семье Айлин Окуры, возлюбленной Терри, погибшей от руки Сайго в один день с его братом.

Начинался дождь. Подъездная дорога к зданию аэропорта выглядела грязной, захламленной мокрым мусором. Они пересекли ее, пропуская подкатывающие лимузины, такси и неуклюжие автобусы, и подошли к побитому «Бьюику» Конни, стоящему на платной стоянке. — Мне очень много предстоит сделать, а времени в обрез.

Конни забросил сумку Николаса на заднее сиденье, завел мотор.

— Поехали, — сказал он. В уютном замкнутом мире машины Николас повернулся к Конни: — Очень рад Вас видеть, Танака-сан, — произнес он подобающую ситуации фразу.

Конни наклонил голову. — Всегда к Вашим услугам, Линнер-сан. — Конни считал себя в неоплатном долгу перед Николасом за то, что тот отомстил за смерть его брата. Об этом никогда не говорилось, но это будет вечно присутствовать между ними, подобно цементу навеки скрепляя существующую между ними дружескую связь.

— Для начала едем в Вест-Бэй Бридж, — сказал Николас. — Ты знаешь куда.

Конни кивнул, расплачиваясь со служителем стоянки. Они вырулили на дорогу, огибающую аэропорт, и влились в транспортный поток.

— Там все по-прежнему, как и до твоего отъезда. Каждую неделю убираются, и кто-нибудь заходит через день проверить, все ли в порядке.

— А моя машина?

— Я ее беру сам и езжу на ней в выходные, — ответил Конни. — Она в прекрасном состоянии. — Он обогнал частное такси — микроавтобус, остановившееся, чтобы взять пассажиров. — Меня всегда тянет туда. Ты очень умно поступил, купив дом, который снимал. И купил в нужное время, когда на рынке все было спокойно. Теперь приобрести дом на побережье — целая проблема, если, конечно, ты не собираешься строить его по кирпичику с самого начала.

Тогда тебе придется быстренько расстаться с двумя-тремя миллионами.

— Ого!

Конни бросил на него быстрый взгляд. — Что ты подразумеваешь под этим ОГО, парень? Ты когда-нибудь считал, сколько миллионов у тебя?

— Нет, — проворчал Николас. — Сказать по правде, я никак не могу привыкнуть к моему богатству. Я чувствую себя с ним не совсем уютно.

Конни кивнул: — Да. У денег есть своя карма. Их надо усмирять, как необъезженного жеребца.

— Стараюсь, — ответил Николас, когда Конни прибавил газу, устремляясь в восточном направлении по Ванвикскому скоростному шоссе.

Дворники, смахивающие капли с ветрового стекла, издавали звуки, чем-то напоминающие ритмичную музыку. И только когда они проехали Патчог, Николас заговорил опять:

— Дурные новости долго шли за мной по пятам. Теперь они уже опередили меня. Они такого рода, что я предпочел бы, чтобы ты ни в коем случае не впутывался в это дело. Лучше всего ты сможешь мне помочь, находясь не в эпицентре, а на периферии.

— Насколько все плохо? — спросил Конни абсолютно бесстрастным голосом.

— Я как будто попал в туннель, — ответил Николас, — и, по правде говоря, не знаю, выхожу ли из него.

— Это плохо, — сказал Конни. Он быстро улыбнулся Николасу. — Но хорошо, что у тебя есть друзья в такой ситуации.

— Знаю.

— Но друзьям не говорят «не впутывайся». Ник. Им не говорят оставаться на периферии, когда они могут помочь тебе уцелеть.

— Конни...

— Я не собираюсь позволять тебе связывать мне руки за спиной, а затем видеть, как тебя бьют.

Ни слова не было сказано о Терри Танака и о долге Конни перед Николасом. Японцы никогда не говорят о «гири». Все знают, что это явление живет своей жизнью в сознании людей, существует в воздухе, которым мы дышим, и без него мы не люди.

— О'кей, — ответил Николас.

Все остальное он оставил невысказанным. Когда Конни свернул с Монтокского шоссе на автостоянку перед большим универмагом в Вест-Бэй Бридж, он произнес: