Однажды во время службы, когда Несторий по обыкновению проповедовал, встал Евсевий – будущий епископ Дорилейский, в те дни еще адвокат, и громким голосом объявил, что патриарх еретичествует. А спустя некоторое время на стенах храма появилось объявление, гласившее, что Несторий – не кто иной, как еретик, исповедующий учение Павла Самосатского. Взбешенный Несторий тут же собрал нечто вроде Собора из присутствующих в Константинополе проезжих епископов и отрешил от Церкви тех пресвитеров, которые выступали против него. Но, будучи осторожным, он опять не посмел коснуться личности народного любимца Прокла. Правда, в виде ответной меры, узнав об одном собрании христиан, где проповедовали его противники, патриарх приказал солдатам разогнать его. Это очень не понравилось столичным жителям, которые кричали: «У нас есть император, но епископа нет!»[782]

Между тем волнения в Константинополе стали известны всему православному миру: будучи довольно тщеславным, Несторий рассылал свои поучения во все края света, желая тем самым продемонстрировать ученость и приобрести новых поклонников собственного таланта. Но тут ему пришлось столкнуться уже не с подчиненными клириками Константинопольской церкви, а с самим св. Кириллом Александрийским – племянником Феофила, давнего врага св. Иоанна Златоуста. Само его восшествие на великую патриаршую кафедру не было лишено интриги, борьбы и народных волнений. Помимо св. Кирилла, на патриаршество претендовал еще некто Тимофей, которого активно поддерживал военачальник Абунданций. Однако преуспел все же св. Кирилл, который через 3 дня после смерти дяди хиротонисался в архиереи. С тех пор, как свидетельствуют современники, власть Александрийского патриарха расширилась неимоверно. Обладая сильным характером, он немедленно закрыл все новацианские храмы, лишил кафедры некоего епископа Феопемита и стал распоряжаться всеми делами самовластно[783].

Это был великий богослов, организатор и администратор, сумевший в годы своего патриаршества чрезвычайно высоко поднять авторитет Александрийской церкви. Как и его дядя, св. Кирилл был убежден в превосходстве Александрийской кафедры, присутствовал в составе александрийской делегации в позорном «Соборе у Дуба», и даже отказался включать имя Златоуста в диптихи, когда это сделали все остальные Поместные церкви. Он ознакомился с сочинениями Нестория и понял, что настал удачный час рассчитаться с Константинополем.

В день Пасхи 429 г., когда Александрийские патриархи имели обыкновение рассылать пасхальные окружные письма, он подготовил послание под заголовком «Письмо к пустынникам Египта». В нем св. Кирилл раскрыл тайну Воплощения и предостерегал христиан следовать сомнительным учениям, к которым следовало отнести и те, где встречается отрицание Богородицы – явный намек на Нестория, хотя тот и не был назван по имени.

Конечно, получив список с послания, Несторий оскорбился, о чем доброхоты немедленно оповестили св. Кирилла. Тогда святитель направил Несторию открытое письмо, в котором предлагал тому отказаться от своих слов и признать Святую Деву Богородицей. «Если же этого не будет сделано, – добавил св. Кирилл в письме, – то знай, что за веру во Христа мы готовы все претерпеть, подвергнуться узам и самой смерти»[784].

Таким образом, Александрийский патриарх прямо указывал, что, во-первых, хотя ему известно о расположении императорского двора к его Константинопольскому собрату, но, во-вторых, он готов к войне. Несторий посчитал ниже своего достоинства отвечать ему и ограничился тем, что св. Кириллу дал ответ некий пресвитер Фотий – ответ получился колкий и маловразумительный. Но обстоятельства вынудили его все же отвечать: настойчивый Александрийский архиепископ не давал ему покоя, наступая по всем фронтам; впрочем, ответы Нестория были малообоснованными. Он в основном «прощал» александрийца за дерзость, много говорил о братской любви и христианском смирении.

Все же, поняв, что боя не избежать, Несторий, как опытный царедворец и администратор, понимающий силу связей и союзнических отношений, озаботился получением одобрения своих слов со стороны Римского папы Целестина – (422—432), к которому и направил личное послание, где объяснил свою богословскую позицию. В этом письме заблуждения Нестория совершенно очевидны: рационалистически пытаясь раскрыть природу Христа, он отказывался признать Его Богом, но лишь человеком, соединенным с Богом и потому названным Богом. Поэтому в принципе Несторий был готов признать и Пресвятую Деву Марию Богородицей, но в собственном понимании этого термина. Он искренне недоумевал в своих довольно многочисленных посланиях, как можно говорить о том, что Бог мог быть двух- или трехмесячным, что Он может страдать, умирать, переносить нужду и голод? Как следствие, Иисус Христос перестал быть Богом в понимании Его природы Несторием, а Святая Мария – Богородицей, но только «Христородицей»[785].

Надо сказать, что первоначально папа Целестин не вмешивался в разгорающийся Вселенский спор. Но, получив письма от св. Кирилла и Нестория, выслушав сообщения о нестроениях, которыми была полна Константинопольская церковь, он велел перевести их послания на латинский язык, собрать Собор из итальянских епископов и обсудить это дело. Не исключено, что, помимо богословской аргументации св. Кирилла, Римский понтифик обратил внимание на его слова, в которых тот в своем письме объясняет причину обращения к папе, и, конечно, наименование понтифика «отцом отцов» вместо традиционного «брат» не было неприятным апостолику. «Так как зло достигло уже крайней степени, то я почел за непременную обязанность не молчать больше и, следуя давнему обычаю церквей входить в общение с твоим благочестием, написать тебе обстоятельно о произошедших смутах в Церкви», – писал ему св. Кирилл, и это сыграло свою роль[786].

Святитель Кирилл рассчитал правильно: Рим и ранее имел с Александрийской церковью особые доверительные отношения, обусловленные как апостольским происхождением обеих кафедр, так и многими общими интересами: отрицание второго места Константинопольской церкви среди патриархий, защита св. Афанасия Великого во времена гонений и т.д. И теперь лишь одно обстоятельство мешало Риму полностью взять под свою защиту св. Кирилла – разница позиций обоих престолов в отношении к св. Иоанну Златоусту. И тогда Александрийский патриарх, понимая, что изолированно он обречен на провал, внес-таки имя Златоуста в диптихи, просил Римского понтифика принять его в общение с собой и послал ему «поцелуй мира», возвращенный обрадованным папой обратно. Святителя приняли в Риме самым сочувственным образом, и папа заявил ему, что отныне он может действовать не только от имени Александрийской церкви, но и Римской, как ее местоблюститель.