Ситуацию, и без того острую, усугубила позиция Антиохийской церкви, предстоятель которой епископ Иоанн (427—433) питал привязанность к Несторию, как одному из питомцев своей кафедры. Он и остальные сирийские епископы искренне подозревали, что «Египтянин» желает скомпрометировать всю Антиохийскую церковь, и решительно заняли сторону Константинопольского архипастыря. Они, конечно, понимали слабость и порочность богословской позиции Нестория и всячески уговаривали его, хотя бы ради чести Сирийского патриархата, уступить предъявляемым ему требованиям. «Наименование Девы Марии Богородицей отнюдь не новое; от него не отказывался ни один из церковных учителей; употреблявших его было много и притом знаменитых», – объяснял Иоанн Антиохийский Несторию. И нет ничего невероятного в том, что вскоре примирение было бы достигнуто[793]. Но тут подоспели посланники св. Кирилла, и огонь войны запылал с новой силой.

6 декабря 430 г. представители Александрийской церкви вошли в храм св. Софии, где служил Несторий, и вручили ему послания своего предстоятеля. Через неделю, 13 декабря 430 г., они услышали ответ, публично данный им Несторием с кафедры после Литургии. Надо сказать, Константинопольский патриарх правильно оценил ситуацию и настрой слушателей: он напомнил им о постоянных происках Александрийских пап против Константинополя («это болезнь египтян – всюду вносить смуту») и даже согласился признать Святую Деву Марию Богородицей. Зал одобрительно слушал его и аплодировал – конфликт казался исчерпанным, и египетские посланники молча стояли, не зная, что им делать дальше. Но тут Несторий сам все и испортил: для окончательной победы он решил на месте разобрать «12 анафематизмов» св. Кирилла и сделал это столь нелепо и беспомощно, что обвинения его в ереси вновь зазвучали со всех сторон. Императору ничего не оставалось, как назначить Вселенский Собор[794].

Императорская sacra (грамота), подписанная по обыкновению от имени обоих царей, созывала всех епископов на Собор, который намечено было провести в Эфесе в день Святой Пятидесятницы 431 г.[795] Следует отметить, что император св. Феодосий II постарался сохранить нейтралитет. При всем внутреннем благоволении к Несторию он фактически подвел их вместе со св. Кириллом под статус обвиняемых в разжигании церковной смуты и расколе[796]. По крайней мере, в своей грамоте император нигде не оговорился о председательстве Нестория на Соборе, чего тот так страстно добивался. Более того, желая максимально объективно разобрать дело, он велел пригласить на Собор блаженного Августина, епископа Ипоннского, чей авторитет был непререкаем. К сожалению, святой епископ скончался 30 апреля 430 г. Конечно, будь он на Соборе, ни о каком преимуществе Нестория не могло идти и речи, но и сам факт приглашения блаженного Августина на Собор совершенно ясно раскрывает беспристрастность царя[797].

Император не пожелал присутствовать на соборных заседаниях, вновь подчеркнув, что разбор этого спора – дело епископов. Своему представителю комиту Кандидиану он дал строгое указание не вторгаться в богословский диспут, обязав его обеспечить лишь внешний порядок и безопасность участников Собора. «Придворному сановнику нашему Кандидиану повелено прибыть к вашему святейшему Собору с тем, однако же, чтобы он нисколько не вмешивался в происходящее исследование о догматах, ибо не принадлежащему к числу святейших епископов несправедливо вмешиваться в дела церковные»[798].

Пока шла подготовка к Собору и гонцы императора по всем провинциям Римского государства рассылали копии его сакры, стороны пытались просчитать, каков расклад сил. Решительного перевеса не было ни у кого, и, кроме того, отдельные участники будущего Собора попытались примирить двух врагов: даже папа Целестин ответил на одно из обращений св. Кирилла в том духе, что «Бог всегда принимает раскаяние грешников, какое бы оно ни было позднее». Но сам св. Кирилл стоял на своем и желал только одного – полного уничтожения Нестория, хотя даже близкие друзья уговаривали его занять мирную позицию. Несторий также был уверен в своей победе, опасаясь лишь того, что его противник не явится на Собор.

Иоанн Антиохийский, смирившийся с необходимостью прибыть в Эфес, исследовал сочинения св. Кирилла и нашел их еретическими. Конечно, это было не так, но Александрийский епископ изложил свои сочинения в соответствии с традицией родной ему Поместной церкви, где со времен борьбы с арианами уделяли большое внимание божественной природе Христа иногда даже в ущерб человеческому естеству; и отдельные его выражения смутили антиохийцев. Безусловно, он не разделял богословия Нестория, но полагал его менее опасным, чем новая «ересь» св. Кирилла. Поэтому изначально стало ясно, что Иоанн и «восточные» епископы, если и не будут поддерживать Нестория, то наверняка станут обвинять св. Кирилла. В таком случае положение представителей Александрийской и Римской кафедр было далеко не надежным.

И вот тут-то св. Кирилл решительно взял дело организации Собора в свои руки, чтобы путем разного рода интриг и грубых нарушений принципа справедливости во имя «высшей правды» добиться положительного для себя результата. Однако такой ригористический и внешне малопривлекательный способ обеспечения единства с его стороны вероисповедания не был чем-то из ряда вон выходящим – многие Отцы и Учители Церкви, проявляя ревность по Христу, позволяли себе то, что могло бы вызвать нарекания со стороны светского наблюдателя.

В первую очередь он решил обеспечить себе численное большинство, привезя с собой 50 египетских епископов. Неожиданно его союзником стал Эфесский митрополит Мемнон, экзарх церковной области в Азии, собравший максимально возможное число подчиненных ему архиереев – 35 человек. Дело заключается в том, что по воле Провидения место проведения Собора было наиболее благоприятным для партии св. Кирилла. Издавна этот город почитался как место смерти Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии, где Она прожила последние годы своей земной жизни вместе со св. Иоанном Богословом. Естественно, Богородица особо почиталась жителями Эфеса, видевшими в учении Нестория попрание славы своего родного города. Вместе св. Кирилл и епископ Мемнон собрали довольно внушительную партию епископов. Кроме того, Эфес не забыл «обиду», нанесенную им св. Иоанном Златоустом, самостоятельно рассматривавшим дела епископов данного диоцеза через голову их архиепископа. Ранее эфесские архиереи солидаризировались с Александрийским патриархом в гонениях на Златоуста, теперь этот город встал под знамена племянника Феофила.