Для анархистов все эти события означали завершение периода, когда большевики имели серьезные основания терпеть их, воспринимая как политических союзников в борьбе с белым движением. В феврале 1921 г., незадолго до начала Кронштадтского восстания, умер П.А. Кропоткин, международный авторитет которого мог послужить защитой для российского анархизма. Народные повстанческие движения, на которые могли опереться поборники безвластия, были подавлены или же, в виде нескольких небольших отрядов, доживали последние месяцы.

Все эти обстоятельства приводят к постепенному сокращению границ политической свободы для анархистов и их постепенному изгнанию из сферы легальной деятельности. Как мы уже упоминали, в конце октября 1921 г. в Москве были арестованы, а затем отправлены в концлагерь члены секретариата Всероссийской секции анархистов-универсалистов (ВСАУ) Г.К. Аскаров (Якобсон), В.В. Бармаш и С. Стыценко. Их участь разделил известный анархо-синдикалист Н.И. Петров-Павлов. После разгрома секретариата фактически прекратилась деятельность ВСАУ. Был закрыт ее печатный орган – журнал «Универсал». После выхода последнего номера в январе 1922 г. прекратилось издание печатного органа ВФАК «Вольная жизнь». Некоторым лидерам анархистского движения, пытавшимся перейти к подпольной работе, повезло значительно меньше. Так, 29 сентября в Москве была расстреляна группа из 10 активистов анархистского движения. Среди них был один из основоположников анархического индивидуализма Лев Черный и активистка КАУ «Набат» Ф. Барон.

Весьма значительным событием, изменившим политическое лицо анархистской эмиграции и анархистского движения России, стала высылка за границу видных российских анархистов. Так, 5 января 1922 г. на корабле в немецкий город Штеттин была доставлена группа из 20 чел. Среди пассажиров «анархистского парохода» были бывшие активисты КАУ «Набат» (В.М. Волин, Г.В. Горелик, М.Я. Мрачный, К.Ф. Федоров) и Бюро Российской конфедерации анархо-синдикалистов (А. Андреева, Г.П. Максимов, О.И. Фрейдлина, Е.З. Ярчук), Объединенного анархистского студенчества (М.П. Воробьев, М.П. Михайлов, И.А. Юдин) и члены их семей. Еще ранее, летом-осенью 1921 г., в Германию нелегально перебрались бывший руководитель культпросветотдела махновского штаба, активист КАУ «Набат» П.А. Аршинов и анархист-подпольник А.И. Шапиро (Саша-Петр). В декабре того же года покинули Россию широко известные в странах Европы и Америки анархистские публицисты и организаторы А. Беркман и Э. Гольдман. В 1922 г. покидает Россию и уезжает в США один из руководителей секретариата ВФАК, бывший член ВЦИК РСФСР, Е.З. Моравский. В августе того же года был арестован, а 31 октября выслан из СССР член действовавшего в Берлине Временного бюро революционно-синдикалистских профсоюзов А.М. Шапиро.

Изгнание или отъезд многих лидеров анархистского движения Советской России сильно изменили его состав, но в то же время усилило позиции анархистской эмиграции, получившей плеяду талантливых организаторов, теоретиков и пропагандистов.

Вплоть до окончательного разгрома движения в результате арестов 1929–1934 гг. важной стратегией его политического выживания в условиях репрессий оставалось сочетание легальных и нелегальных методов борьбы. В 1920-е гг. продолжали существовать легальные организации анархистов, в случае если они придерживались откровенно пробольшевистской позиции. Так, в декабре 1921 г. было образовано Свободное объединение анархистов (СОА). Его основатели, А.Ф. Струве и С. Барон, вышли из гординской ОАУ(И). Заявив в своей декларации о безоговорочной поддержке Советской власти, своей целью основатели СОА обозначили ведение культурно-просветительской работы. Тогда же образовался «Креаторий российских и московских анархистов-биокосмистов», объединявший преимущественно поэтов и художников, ориентированных на синтез идей анархизма и биокосмизма в духе философской концепции Н.Ф. Федорова. Но и эта организация также безоговорочно поддерживала большевистскую диктатуру.

В это время даже наблюдается определенное взаимодействие между партийным руководством и легальными анархистскими организациями СССР. Прежде всего, руководство РКП(б), рассчитывая на привлечение в Коминтерн и Профинтерн массовых синдикалистских профсоюзов Западной Европы и Америки, было заинтересовано в первой половине 1920-х гг. в том, чтобы на территории СССР сохранялась видимость существования анархистов, как легальной политической оппозиции, и периодической приостановке репрессий против них. Об этом свидетельствуют записки А.С. Бубнова и А. Лозовского в Политбюро ЦК РКП(б). «Считаю полезным в интересах Коминтерна и Профинтерна, а стало быть и Советской России, дать возможность советским анархистам и анархо-синдикалистам издавать свои органы, не мешая им критиковать мероприятия Советской власти, государства и право вообще и пр. Русские анархо-синдикалисты нам опаснее с точки зрения международной, если они не имеют возможности действовать легально», – писал Лозовский в конце января 1923 г.

Понимание необходимости укрепления позиций Коминтерна в международном рабочем движении, значительная часть которого находилась под влиянием анархо-синдикалистов, вело к выводу о необходимости свободы печати для анархистов. Наиболее рельефно эта проблема отразилась в вопросе о легализации, а затем закрытии газеты «Почин» – последнего легального оппозиционного периодического издания в СССР. В марте 1922 г. Атабекян пытался добиться от ЦК РКП(б) разрешения издавать газету без цензурирования, а затем в январе 1923 г. попытался добиться смягчения цензуры. Принятое же Оргбюро ЦК РКП(б) решение предполагало допустить для редакции право критики политического курса большевиков, но не освобождало «Почин» от цензуры. Но оговаривалось, что это допускается лишь в обмен на жесткую критику течений анархизма, не признающих советскую власть и разрыв издательского коллектива с анархистами подполья.

Последние два условия не были соблюдены редактором. Атабекян оказался не готов пойти против своих убеждений и превратить свою газету в рептильное издание. Напротив, «Почин» оказался единственным оппозиционным периодическим изданием в СССР. Да еще и критикующим политический курс правящей партии. Как свидетельствуют поданные лично Сталину в марте 1923 г. материалы, приложенные к служебной записке председателя ГПУ И.С. Уншлихта и начальника СО ОГПУ Т.П. Самсонова, газета довольно быстро завоевала популярность. Расходилось не менее 500 экземпляров «Почина» в каждом районе Москвы и некоторое количество – в Московской губ. Среди читающих ее были обнаружены как случайные завсегдатаи пивных лавок кинематографов, так и студенты Академии социального воспитания, рабочие завода «Дукат», пекарни № 5 и др. предприятий. И самое опасное для большевиков – ее читали даже курсанты военных училищ и красноармейцы. Руководители ОГПУ настоятельно рекомендовали партийному руководству закрыть «Почин» и привлечь редактора к судебной ответственности. Это обстоятельство привело к прекращению издания, несмотря на попытки Атабекяна в 1923–1924 гг. вести борьбу за свои права, апеллируя в своих заявлениях к руководству РКП(б), Коминтерна, ОГПУ, а затем – к анархистскому и социалистическому движению Франции.

Похожим образом сложилась судьба издательского кооператива анархо-синдикалистов «Голос труда», с 1919 г. выпускавшего анархистскую литературу. Часть его изданий, как это имело место в случае с брошюрой Ф. Эртера «Чего хотят синдикалисты», конфисковывалась и запрещалась. Издательство находилось на грани закрытия. Несколько раз на него налагали крупные штрафы, в 1923 г. была предпринята попытка закрыть предприятие. Издательство спасло лишь вмешательство Л.Б. Каменева и заинтересованность правящих кругов СССР в сохранении видимости легальной анархистской деятельности. Частые судебные преследования отрицательно сказались на рентабельности. Итогом стала продажа типографии 25 октября 1924 г., а с 1926 г. – прекращение издательской деятельности. В 1929 г. был закрыт и книжный магазин «Голос труда».