Он видел, какой эффект производят клятые складки: лица появляются на смятых подушках или куртке, висящей на двери. И даже более того, есть же Туринская плащаница, на которой чудесным образом отпечатались лик и тело Иисуса Христа. Бернадетт прислали открытку с плащаницей – каждая рана от копья, каждый ноготок на своем месте. Почему бы ему силой воли не сотворить такое чудо? Разве он сам не воскрес?

Ронни подошел к раковине и повернул кран, выключая воду, а затем поднял взгляд к зеркалу, чтобы посмотреть, как воплощается его воля. Ткань савана уже подрагивала и сминалась, меняя по его велению форму. Сначала появился лишь простой, грубо очерченный силуэт головы, как у снеговика. Две лунки глаз, запятая носа. Но он сосредоточился, вынуждая ткань растянуться до предела. И вуаля! Это правда сработало! Саван возмутился, но повиновался команде, сформировав изумительное подобие ноздрей и ресниц; верхнюю губу – и нижнюю. Он, словно ласковый любовник, воспроизвел по памяти черты утерянного лица, восстановил каждую деталь. И начал лепить цилиндр шеи, заполненный воздухом, но выглядящий обманчиво твердым. Ниже появлялись выпуклости мужского туловища. Руки были уже на месте; совсем скоро сформировались и ноги. Готово.

Его образ был воссоздан.

Идеала он не достиг. Начать хотя бы с того, что он был полностью белым, если не считать пятен, и ощущался полотном. Складки на лице, возможно, казались слишком резкими, словно кубистскими, и ему так и не удалось заставить ткань скопировать волосы и ногти. Но он подготовился к выходу в мир настолько, насколько вообще может подготовиться саван.

Настало время поднять занавес и встретиться со зрителями.

– Ты выиграл, Микки.

Магуайр редко проигрывал в покер. Он был слишком умен, а эмоции на потрепанном лице почти не считывались: пресытившийся взгляд налитых кровью глаз не выдавал ничего важного. Да, несмотря на его знаменитую репутацию победителя, он никогда не жульничал. Так он решил сам для себя. Если жульничаешь, победа теряет смысл. Она попросту превращается в воровство – а это для уголовников. А он просто-напросто бизнесмен.

Этой ночью он за два с половиной часа сорвал неплохой куш. Жизнь была хороша. Со смерти Кретина, Генри Б. и Гласса полиция слишком озаботилась убийствами, чтобы пристально следить за менее тяжкими преступлениями. Кроме того, в их карманы не переставая текло серебро – им не на что было жаловаться. Инспектор Уолл, его давний и проверенный собутыльник, даже предложил защитить Магуайра от явно бродившего на свободе сумасшедшего убийцы. Ирония этой ситуации пришлась Магуайру весьма по нраву.

Было уже почти три утра. Плохим мальчишкам и девчонкам пришло время отправляться по кроватям и смотреть сны о завтрашних преступлениях. Магуайр поднялся из-за стола, показывая тем самым, что на сегодня игра закончена. Он застегнул жилет и аккуратно затянул светло-лимонный шелковый галстук.

– Сыграем еще раз на следующей неделе? – предложил он.

Проигравшие игроки согласились. Они уже привыкли проигрывать боссу деньги, но не обижались. Возможно, немного грустили: они скучали по Генри Б. и Кретину. Раньше вечера пятницы проходили весьма оживленно. Теперь в воздухе витала подавленность.

Первым ушел, погасив сигару о край пепельницы, Перлгат.

– Спокойной ночи, Микки.

– Спокойной, Фрэнк. Поцелуй детей за дядюшку Мика, хорошо?

– Конечно.

Прихватив с собой брата, Перлгат прошаркал к выходу.

– Сп-п-п-покойной ночи.

– Спокойной, Эрнест.

Под братьями загрохотали ступени лестницы.

Нортон, как всегда, уходил последним.

– Товар завтра отправляем?

– Завтра воскресенье, – напомнил Магуайр. Он никогда не работал по воскресеньям – этот день принадлежал семье.

– Нет, воскресенье сегодня, – возразил Нортон. Он не занудствовал, фраза прозвучала вполне естественно. – А завтра понедельник.

– Да.

– Товар в понедельник отправляем?

– Надеюсь.

– Наведаешься на склад?

– Может быть.

– Тогда я за тобой заеду: можем отправиться вместе.

– Идет.

Хороший парень Нортон. Без чувства юмора, но надежный.

– Тогда спокойной ночи.

– Спокойной.

На его трехдюймовых каблуках были железные набойки – по ступеням они стучали, как женские шпильки. Внизу хлопнула дверь.

Магуайр подсчитал выигрыш, осушил стакан «Куантро» и погасил свет в игровой. От дыма воздух стал спертым. Придется завтра послать кого-нибудь подняться и открыть окно, впустить внутрь немного запахов Сохо: салями и кофейных зерен, торговли и аморальности. Он любил их, любил страстно, как любит грудь младенец.

Спустившись по лестнице в темный секс-шоп, он услышал, как кто-то прощается ниже по улице, затем хлопнула дверь машины, и дорогое авто, урча, умчалось прочь. Славная ночь среди славных друзей, чего еще желать человеку?

Магуайр на мгновение замер у основания лестницы. Мигающие огни уличной вывески освещали магазин довольно ярко, чтобы различить ряды журнальных полок. Блестели глянцевые обложки; выпуклые силиконовые груди и румяные от шлепков ягодицы походили на перезрелые фрукты. Размалеванные актеры надували губы, обещая ему любые наслаждения наедине с собой, которые только может предложить журнал. Но он не двинулся с места: времена, когда его привлекала такая хрень, давно миновали. Для него это был лишь источник дохода, и он не испытывал ни отвращения, ни возбуждения. В конце концов, он был счастлив в браке: воображение его жены никогда не заходило дальше второй страницы «Камасутры», а любая неверная фраза из уст его детей вознаграждалась звонким шлепком.

В углу, там, где лежали на полках «Бондаж и ролевые игры», кто-то поднялся. В свете мигающих вывесок было сложно разобрать. Красный, синий. Красный, синий. Но это был не Нортон и не братья Перлгаты.

Однако Магуайр узнал лицо того, кто улыбался ему на фоне стопок «Связать и взять». Теперь узнал: это, без сомнений, был Гласс – но белый, как полотно, несмотря на цветные огни.

Магуайр не пытался выяснить, почему на него пялится мертвец – лишь поднял с пола челюсть и, схватив плащ, побежал.

Дверь оказалась заперта, а ключ прятался среди других двух дюжин, что висели у него на поясе. О боже, зачем ему столько ключей? Ключи от склада, ключи от теплицы, ключи от борделя. И все это в неровном свете вывесок. Красный, синий. Красный, синий.

Он выцепил один из ключей, и тот, словно по волшебству, легко вошел в замочную скважину и провернулся в ней, как по маслу. Дверь открылась, впереди была улица.

Но Гласс бесшумно скользнул ему за спину и, не успел Магуайр переступить порог, накинул ему на лицо какую-то тряпку. Она пахла то ли больницей, то ли дезинфицирующим средством, то ли и тем, и другим. Магуайр попытался закричать, но ему в глотку пропихнули тканевый кулак. Он подавился, его скрутило от рвотного рефлекса. Убийца в ответ лишь усилил хватку.