они связаны с конкретными психологическими переживаниями, такими как история воспитания, насилия и зависимости от алкоголя (Cookson, 1977), а также со вспыльчивостью, сексуальным насилием и жестокостью в семье (Liebling, 1992). Хотя эти данные представляют значительный интерес, важно помнить, что они являются больше корреляциями между конкретным опытом и поведением, нежели доказанными причинами поведения.

Социальные факторы, влияющие на уровень насилия среди женщин, необязательно фиксируются, поскольку меняется отношение к приемлемости женской агрессии, меняются условия социального положения женщин и смещаются ролевые модели поведения у молодых девушек. Повышение уровня женского насилия наблюдается с 1970‑х годов, а в 1997 г. число насильственных преступлений, совершенных женщинами, по сравнению с 1970‑ми годами, удвоилось (Home Office, 1998). Хотя число насильственных преступлений, совершенных женщинами, еще далеко от числа преступлений, совершенных мужчинами (например, в 1997 г. — 8600 против 49 600), темпы роста насилия среди женщин по-прежнему значительны.

Недавний случай с 71-летней вдовой, которая была убита двумя девочками-подростками, вызвал интерес со стороны средств массовой информации к росту насилия среди женщин и к возможным объяснениям того, что было названо «этой ужасной новой тенденцией» (The Independent in Sunday, 1 авг. 1999 г.). Д-р Сью Бейли, подростковый судебный психиатр, предположил, что девочки теперь менее склонны выражать свой гнев посредством самоповреждения, но будут набрасываться на других, принимая активное участие в насильственных действиях, а не просто помогать мужчинам, склонным к агрессивным действиям, заманивать жертв.

Можно также предположить, что рост числа зарегистрированных насильственных преступлений, совершенных женщинами, свидетельствует о все более расширяющемся признании возможности насилия среди женщин и готовности преследовать женщин-правонарушителей. Стоит также отметить, что насилие, которое сейчас считается «ужасной новой тенденцией», — это насилие по отношению к другим, а не насилие, направленное на себя, или насилие в отношении детей, которое, как я утверждала, в значительной степени было упущено, несмотря на его потенциальную опасность. Тем не менее умножающиеся факты о женском насилии, и особенно о сексуальном насилии, указывают на то, что некоторые аспекты отрицания и запрета на признание женского насилия постепенно оспариваются.

Появление отдельных психиатрических учреждений для мужчин и женщин в соответствии с исследованиями и руководящими принципами законов о здравоохранении (Mainstreaming Gender and Women's Mental Health, 2003; Women's Mental Health: Into The Mainstream, 2002a) свидетельствует о развитии понимания уникальности женских потребностей и опыта. Услуги разрабатываются с учетом повышенного риска травматизма у женщин и необходимости обеспечения относительной безопасности. Внимание к разделению является шагом на пути к пониманию происхождения насилия среди женщин, но остается вопрос, требуют ли женщины более безопасных условий содержания. Идея запереть женщин, чьи трудности сосредоточиваются на собственных разрушительных импульсах против самих себя, остается спорной. Чери Блэр затронула аналогичную проблему (2007), выступая против увеличения числа приговоров женщинам с последующим заключением в тюрьму, утверждая, что скрытый ущерб здесь заключается в разделении женщин со своими детьми. Наказание, а не понимание и поддержка, по-видимому, остаются популярными в нашем обществе, особенно в том, что касается женщин-преступниц.

Опасности сентиментальности

Центральным тезисом данной работы является то, что насилие среди женщин часто игнорируется или отрицается, потому что принятие такого насилия, особенно материнского, слишком угрожает традиционным и идеализированным представлениям о материнстве и женственности. Я считаю это принципиально опасной социальной позицией, которая может привести, с одной стороны, к яростному осуждению женщин, склонных к насилию, — в той мере, в какой их посчитают бесчеловечными, а с другой стороны — к массовому отрицанию риска для детей, остающихся в неконтролируемых отношениях с матерями и опекунами, склонными к насилию. В конечном счете это отрицание женского насилия и, в частности, материнского злоупотребления, приводит к неспособности распознавать насилие и разрабатывать комплексные и тонко выверенные программы лечения для женщин, чье насилие является следствием психологических причин, уходящих корнями в их собственный ранний опыт лишений и злоупотреблений.

Сентиментальность может как порождать, так и скрывать насилие. Сентиментальная позиция — сохранение абстрактного представления о ком-то как о частичном объекте, в силу чего должно сохраняться и отрицание его несовершенства. Такое отношение требует отказа от объективности или признания неоднозначных качеств в идеализированном человеке. Особенность сентиментальных отношений в том, что они не соответствуют реальности, в них человеческие недостатки пересматриваются и принимаются как допустимые или даже желательные. Сентиментальность требует идеализации, которая может быстро привести к обесцениванию. Заветный объект может легко стать объектом разочарования, порождая гнев и презрение, когда идеализация рушится. И тогда, чтобы избавить субъекта от чувства гнева и разочарования, объект может быть презрительно отринут или подвергнут нападению: контейнер идеальных проекций становится теперь «контейнером с ядом» (deMause, 1990).

Переход от идеализации к обесцениванию можно увидеть в сентиментальном отношении, в котором удерживаются женщины и дети, и в той ярости, которая возникает, когда их агрессивные и сексуальные импульсы начинают казаться неконтролируемыми и опасными. Тогда к ним применяется карательный ответ, вызывающий тревогу у тех, кто пытается понять и осмыслить агрессивное поведение. Этот ответ можно увидеть в публичной ярости к матерям, проявившим агрессивное или извращенное поведение, и это вызывает гнев и разочарование в том, что женщины не соответствуют мощным стереотипам о них как о заботящихся и нежных существах. Негативная реакция на этих женщин отражает всю глубину разочарования и гнева в отношении того, что они не соответствуют сентиментальным понятиям, а также показывает силу табу, касающихся материнского инцеста и насилия.

Этот процесс был хорошо освещен Вэллдон в ее исследовании идеализации и обесценивания материнства, он также проиллюстрирован в данной работе. Сентиментальное отношение маскирует объективацию и дегуманизацию насилия и демонстрирует обращение с девушками и женщинами как с частичными объектами, независимо от того, являются они матерями или нет. И это отношение необходимо устранить с помощью глубокого и чуткого понимания явления насилия среди женщин.

Литература

Adshead. G. (1997). ‘Written on the body: deliberate self-harm and violence’, in E. V. Welldon and C. van Velson (eds). A Practical Guide to Forensic Psychotherapy, London: Jessica Kingsley Publishers.

Adshead, G. (2005). ‘Evidence-based medicine and medicine-based evidence: the expert witness in cases of factitious disorder by proxy’, Journal of American Academy of Psychiatry and Law 33: 99-105.

Ainsworth, M., Blehar, M., Waters, E. and Wall, S.