Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ступит на печальную почву земли Идеал,
Где жизнь есть лишь труд и надежда,
Ребенок Материи, Материей вскормленный,
Огонь, слабо горящий в камине Природы,
Волна, что разбивается о берег Времени,
Утомительный путь путешествия к смерти?
Аватары прожили и умерли тщетно,
Тщетной была мысль мудреца, голос пророка;
Тщетно был виден сияющий Путь поднимающийся.
Земля неизменная лежит под кружащимся солнцем;
Она свое падение любит и нет всемогущества,
Что могло бы ее смертные несовершенства стереть,
Она сгибает прямую линию Неба в человека кривое неведение
Или населяет мир смерти богами.
О путешественница в колеснице Солнца,
В часовне своей святой фантазии жрица высокая,
Что с магическим ритуалом в доме земли
Поклоняется идеалу и вечной любви,
Что такое любовь, которую мысль обожествила твоя,
Этот бессмертный миф и святая легенда?
Она — это сознательное стремление плоти,
Она — это великолепное горение нервов,
Роза восхитительной грезы, закрывающая лепестками твой разум,
Великий красный экстаз, твоего сердца мука.
Внезапно дни преображая твои,
Она проходит, и мир становится прежним.
Восхитительное лезвие боли и сладости,
Трепет в ее остром желании позволяет ей казаться божественной,
Золотым мостом над ревом годов,
Канатом, тебя связующим с вечностью.
И в то же время как кратка и хрупка! Как истощается скоро
Это сокровище, расточаемое на человека богами,
Эта кажущаяся души к душе счастливая близость,
Этот мед дружбы тел,
Эта парящая радость, этот экстаз вен,
Это странное озарение чувств!
Если бы жил Сатьяван, умерла бы любовь;
Но Сатьяван мертв, и любовь будет жить
Еще немного в твоей печальной груди, пока
На стене памяти его тело и лик не поблекнут,
Где другие тела, другие лица пройдут.
Когда любовь внезапно врывается в жизнь,
Сперва человек ступает в мир солнца;
Он ощущает свой небесный элемент в своей страсти:
Но прекрасный, солнечный участок земли –
Лишь один чудесный аспект, взятый у вспышки небес.
Змея есть, червь в сердце розы.
Слово, секундное действие могут эту богиню убить;
Ее ненадежно бессмертие,
У нее есть тысячи способов страдать и погибнуть;
Одной небесною пищей любовь жить не может,
Она может лишь на соке земли продолжаться.
Поскольку твоя страсть была чувственной, утонченной потребностью,
Голодом тела и сердца,
Твое желание может прискучить, прекратиться, свернуть еще куда-либо
Или любовь может встретить безжалостный, ужасный конец
Из-за горькой измены, либо гнев с жестокими ранами
Разлучит, или твое неудовлетворенное желание побудит
Уйти, когда уляжется первая радость любви, ободранная и убитая:
Тусклое равнодушие сменяет огонь
Или привычка расположения любовь имитирует:
Неудобное, внешнее объединение тянется
Или компромисса жизни рутина.
Где когда-то семя единства было посеяно
В подобие почвы духовной
Небесных сил авантюрой божественной,
Двое борются, живя неразлучно без радости,
Два эго, в одной напрягающиеся упряжи,
Два разума, разделенные несогласными мыслями,
Два духа, разобщенные, вовек разделенные.
Так идеал фальсифицируется в человеческом мире;
Тривиальное или мрачное разочарование приходит,
Грубая реальность жизни на душу пристально смотрит:
Час отсрочки Небес убегает в бестелесное Время.
От этого Смерть тебя и Сатьявана спасает:
Сейчас он спасен, освобожден от себя;
Он путешествует к тишине и блаженству.
Не зови его назад в вероломство земли,
В скудную, пустяковую жизнь Человека-животного.
В моих широких, спокойных просторах дай ему спать
В гармонии с могучим молчанием смерти,
Где любовь на мирной груди лежит в дреме.
Одна возвращайся в твой хрупкий мир:
Покарай сердце знанием, раскрой глаза, посмотри
На природу свою, поднятая в чистые живые высоты,
Небесных птиц видением с невоображаемых вершин.
Ибо, когда ты свой дух отдаешь грезе,
Скоро тяжелая неизбежность тебя поражает:
Чистейший восторг начался, и он должен закончиться.
Ты тоже должна знать, не повернет твое сердце
Твою убаюканную душу, ставшую на прикол в вечных морях.
Тщетны циклы твоего блестящего разума.
Оставь, забывая радость, надежду и слезы,
Свою страстную природу в глубокой груди
Счастливого Небытия и внемирового покоя,
Освобожденная в моем мистическом отдыхе.
Наедине с моим бездонным Ничто все забудь.
Забудь свою бесполезную трату сил духа,
Забудь своего рождения утомительный круг,
Забудь радость, борьбу и страдание,
Неясный духовный поиск, который впервые начался,
Когда миры прорвались вперед, как цветков пламени грозди
И великие горящие мысли путешествовали по небу ума,
И Время и его эпохи ползли сквозь обширность,
И души в смертность входили".
Но Савитри темной Силе ответила:
"Опасную музыку ты сейчас обнаружила, Смерть;
Плавящую речь в гармоничном страдании,
Играющую на флейтах соблазна, чтоб уморить надежды,
Твою ложь, смешанную с печальным напряжением правды.
Но я запрещаю твоему голосу убивать мою душу.
Моя любовь — не голод сердца,
Моя любовь — не стремление плоти;
Она ко мне от Бога пришла и возвращается к Богу.
Даже в том, что испортили человек или жизнь,
Шепот божества еще слышен,
Из вечных сфер долетает дыхание.
Чудесный к человеку Небом допущен
Сладкий, пламенный ритм страстной песни-призыва к любви.
Есть надежда в этом буйном, нескончаемом крике;
Он звенит зовом с забытых высот,
И когда его усилия касаются душ, высоко на крыльях летящих
В своих эмпиреях, его горячее дыхание
Выживает и по эту сторону, сердце солнц восхитительное,
Что, вечно чистые, в небесах незримых пылают,
Экстаза вечного голос.
Однажды увижу я свой великий и сладостный мир,
Скинувший маски богов искажающие,
С него будет покров ужаса снят и от греха он будет свободен.
Умиротворенные, мы привлечем нашей матери лик,
Бросим свои чистые души к ней на колени;
Тогда мы ухватим экстаз, за которым мы гнались,
Тогда задрожим с божеством, которого долго искали,
Тогда мы найдем неожиданное усилие Неба.
Надежда — не только чистым богам;
Темные и бурные боги
Из одной груди яростно выпрыгнут, чтоб найти
То, что упустили белые боги: они спасены тоже;
Глаза Матери на них и ее руки
Простерли в любовном желании ее бунтарей-сыновей.
Тот, кто пришел, любовь, возлюбленный, любящий
Вечный, сделал себя чудесной площадкой
И ткал такты чудесного танца.
В его кругах и в его поворотах магических,
Привлеченный, он прибывает, отталкиваемый, он убегает.
В необузданных извилистых внушениях его разума
Он пробует мед слез и радость откладывает,
Раскаиваясь, смеется и гневается:
То и другое — души неровная музыка,
Что отыскивает, успокоенная, свой небесный ритм.
Всегда он приходит к нам через годы,
Неся сладостный лик, новый и, все же, прежний.
Его блаженство смеется нам или зовет, скрытое,
Как далеко слышимая, незримая флейта
Из-за ветвей, залитых лунным светом в трепещущем лесе,
Искушая наши сердитые поиски и страстную боль.
Скрытый маской Любимый