– Что же это означает? – прошептала Лиз. Ее бледное лицостало серым. – Алан, я так боюсь.

Он взял ее за руки, будучи уверенным, что если он сам неменее сильно испуган, этот жест все же должен успокаивающе действовать наабсолютное большинство женщин.

– Я не знаю, – сказал шериф, – но уверен, что воробьи здесь,потому что либо Тад, либо Старк призвали их. Я почти уверен, что это Тад.Потому что он должен был их видеть, когда приехал. Он их видел, но не упомянулоб этом.

– Алан, он уже не прежний Тад.

– Я знаю.

– Часть его любит Старка. Часть его любит Старка... еготемная часть.

– Я знаю.

Они подошли к окну холла около телефонного столика ивыглянули наружу. Подъездная дорожка была усеяна воробьями, и все деревья, и татропинка, которая окружала сарай, где по-прежнему лежал револьвер.«Фольксваген» Роули попросту исчез под живым ковром из воробьев.

Но на «Торнадо» Джорджа Старка воробьев совсем не быловидно. И даже на ближайшей к машине части дорожки их тоже не было. Словнокто-то провел круглую границу запретной зоны, которая защищала это место отвторжения птиц.

Птица ударилась о стекло с мягким и глухим стуком. Лизиздала легкий крик. Другие воробьи неустанно прибывали и прибывали – огромнаяих волна словно захлестнула холм – и их число все увеличивалось.

– Даже если они пришли на помощь к Таду, – сказала Лиз, – онне сможет их применить против Старка. Часть Тада безумна, Алан. Она всегда былабезумной. Он... он любит ее.

Алан ничего не сказал, но он это тоже понимал. Он эточувствовал.

– Все это подобно кошмарному сну, – сказала Лиз. – Я быжелала проснуться. Я бы желала проснуться и увидеть, что все идет, как ипрежде, давно. Не так, как это было перед появлением Клоусона, а так, как этобыло до Старка.

Алан кивнул.

Она взглянула на него.

– Так что мы должны сейчас делать?

– Мы будем заниматься тяжелым делом, – ответил Пэнборн. – Мыбудем ждать.

Вечер, казалось, неотвратимо наступал, последние солнечныелучи еле мерцали на небе, солнце скрылось за горами на западной стороне озера,а сами эти горы словно расступились, чтобы обеспечить проезд президентскомукортежу в избирательный округ Нью-Гемпшира.

Оттуда прилетали последние отряды воробьев, спешившихприсоединиться к огромной армии своих пернатых собратьев. Алан и Лиз моглипочувствовать их огромное скопление на крыше дома, но все птицы молчали. Онитоже ждали.

Когда Лиз и Алан двинулись по комнате, их головынепроизвольно повернулись кверху, словно радары в поисках какого-то сигнала.Они прислушивались к шуму из кабинета, но за его экстравагантной стекляннойдверью не слышалось ни единого шороха. Лиз даже не смогла услышать гугуканьеблизнецов, при помощи которого они общались друг с другом. Она надеялась, чтомалыши спят, но ей никак не удавалось заглушить внутренний голос, которыйнастаивал, что Старк уже убил их обоих, а заодно и Тада.

Тихо.

Бритвой, с которой он расставался.

Она сказала себе, что если бы что-то в этом роде произошло,воробьи бы уже знали об этом, они бы что-то сделали – и эта мысль помогла ей,но ненадолго. Воробьи были слишком великим неизвестным, окружившим их дом. Богзнает, то они будут здесь делать... или когда.

Сумерки медленно переходили в ночной мрак, когда Алан хриплопроизнес:

– Они ведь поменяются местами, если это продлится достаточнодолго? Тад начнет слабеть, а Старк начнет регенерировать.

Она была так потрясена, что почти выронила чашку кофе изрук.

– Да. Думаю, что так.

На озере прокричал лунь – единственный скорбный и резкийзвук. Алан подумал о тех наверху, двух комплектах близнецов, один из которыхпока отдыхает, а другой занят страшной схваткой в слившемся воедино ихвоображении.

Снаружи птицы наблюдали и ожидали наступления ночнойтемноты.

«Те качели уже начали раскачиваться, – подумал шериф. –Конец Тада поднимается, а конец Старка опускается. Там наверху за дверью,делящей вход на две половинки, началась эта перемена».

«Это почти все, – думала Лиз. – Так или иначе».

И словно ее мысль должна была что-то вызвать к действию, Лизвдруг услышала, как задул ветер – странный, вихревой ветер. Только почему-топоверхность озера оставалась столь же тихой и гладкой, как у кухонного блюда.Она выглянула за стеклянную стену гостиной. «Алан», – попыталась произнестиЛиз, и голос не послушался ее. Но дело было и не в этом.

Наверху раздался странный и непонятный свистящий звук,словно нота, извлеченная из сломанной флейты. Старк вдруг закричал резко истрашно:

– Тад! Что ты делаешь? Что ты делаешь? – последовал короткийзвук, словно выстрел игрушечного пистолета. Через мгновение Уэнди началаплакать.

А снаружи в кромешной тьме, воробьи, миллионы воробьевзамахали крыльями, готовясь взлететь.

Когда Лиз закрыла дверь и оставила обоих мужчин наедине, Тадоткрыл свой блокнот и глянул на мгновение на его разлинованную страницу. Затемон взял один из отточенных карандашей.

– Я собираюсь начать с торта, – сказал он Старку.

– Да, – ответил Старк. Выражение страстного нетерпениязаполнило все его лицо. – Это правильно.

Тад опустил карандаш на чистую страницу. Это был момент,всегда доставлявший наибольшее счастье – как раз перед первым ударом. Это быласвоего рода хирургия, в результате которой пациент почти всегда умирал, но вывсе равно прибегали к ней. Потому что это было тем единственным, что вы моглисделать. Только это.

«Только помни, – подумал Тад. – Помни, что ты делаешь».

Но часть его – та часть, которая действительно хотела писать«Стального Мэшина» – запротестовала.

Тад нагнулся вперед и начал заполнять словами чистоепространство на бумаге.

СТАЛЬНОЙ МЭШИН

Джордж Старк

Глава I. Свадьба

Алексис Мэшин редко бывал эксцентричен, и для него иметькакие-либо эксцентричные мысли в подобной ситуации было чем-то небывалым, с чемон никогда ранее не сталкивался. И все же его вдруг осенило: «Из всех людей наземле – сколько их? – пять миллиардов – я могу стать единственным, кто будетстоять внутри свадебного торта со своим пистолетом-пулеметом Хеклер и Кох» вруках".