вовремя. Дай-юй торопливо умылась, причесалась и вышла из дому. Но во дворе она столкнулась с Бао-юем, который входил в ворота.

– Милая сестрица, ты вчера на меня пожаловалась? – с улыбкой спросил ее Бао-юй. – Я всю ночь беспокоился.

Ничего не отвечая, Дай-юй отвернулась, позвала Цзы-цзюань и приказала ей:

– Убери комнату и подыми занавеску на окне. Когда ласточка прилетит, занавеску снова опустишь и прижмешь ее «львом»[110]. Кроме того, зажги благовония в курильнице и прикрой ее колпаком!

С этими словами она направилась прочь.

Такое странное поведение Дай-юй навело Бао-юя на мысль, что сестра обиделась на него за то, что он ей сказал вчера в полдень. Ведь он не знал, что произошло накануне вечером! Он поклонился Дай-юй, но та, даже не удостоив его взглядом, отправилась искать сестер.

Бао-юй расстроился и стал думать:

«Судя по всему, она сердится на меня за что-то другое. Но за что? Ведь я вернулся вчера поздно вечером и больше столкновений у нас не было».

Наконец он не выдержал и бросился следом за девушкой, но Дай-юй уже успела присоединиться к Тань-чунь и Бао-чай, они о чем-то разговаривали и любовались журавлями.

Бао-юй подошел к девушкам.

– Как ты себя чувствуешь, братец Бао-юй? – с улыбкой спросила его Тань-чунь. – Я тебя целых три дня не видела.

– А как чувствуешь себя ты, сестрица? – в свою очередь осведомился Бао-юй. – Третьего дня я справлялся о твоем здоровье у старшей тетушки.

– Иди сюда, мне надо с тобой поговорить, – позвала его Тань-чунь.

Бао-юй покинул Бао-чай и Дай-юй и последовал за Тань-чунь. Они отошли в тень гранатового дерева.

– Отец не вызывал тебя к себе? – спросила Тань-чунь.

– Нет, – ответил Бао-юй.

– А я вчера мельком слышала, будто он тебя звал, – сказала Тань-чунь.

– Это тебе неправильно передали, – засмеялся Бао-юй, – он меня не звал.

– За последние месяцы я скопила почти десять связок монет, – продолжала Тань-чунь. – Возьми их и, когда поедешь в город, купи мне хорошую картинку или интересную безделушку.

– В последний раз я гулял и в городе, и за городом, осматривал храмы и террасы, но нигде не встречал интересных, оригинальных вещей, – проговорил Бао-юй, – все только золотая, яшмовая, бронзовая да фарфоровая утварь, и еще кое-какие старинные безделушки, которые тебе ни к чему. Может быть, ты хочешь что-нибудь из шелковых тканей, одежды или кушаний?

– Нет! – воскликнула Тань-чунь. – Лучше купи мне маленькую корзиночку из ивовых прутьев, как ты недавно привозил, или выдолбленную из корня бамбука коробочку для благовоний, или глиняную курильницу. Эти вещи мне очень нравились, но они понравились сестрам, и те их у меня растащили, будто какие-то сокровища.

– Так вот, оказывается, чего ты хочешь! – воскликнул Бао-юй. – Все это достать очень просто! Дай слугам несколько связок монет, и они тебе привезут хоть две телеги!

– Что эти слуги понимают! – возразила Тань-чунь. – Ты уж лучше сам. Если попадутся оригинальные вещички, купи для меня побольше. А я за это сошью для тебя пару туфель, лучших, чем в прошлый раз. Ладно?

– Ты упомянула о туфлях, и мне припомнилась забавная история, – проговорил Бао-юй. – Надев в первый раз сшитые тобой туфли, я повстречался с отцом. Туфли, видимо, ему не понравились, и он спросил у меня, кто их сшил. Но разве я мог признаться, что это ты?! Я сказал, что на день рождения эти туфли подарила мне тетушка. Тогда отцу стало неудобно отзываться о них неодобрительно. Он долго молчал и лишь потом произнес: «К чему это! Только зря испортила шелк и потратила время на такую глупость!» Когда я вернулся домой и рассказал об этом Си-жэнь, она мне и говорит: «Это еще что! Вот наложница Чжао из себя вышла, когда узнала, что тебе сшили туфли. Она стала браниться, кричать, что Цзя Хуань ходит в рваных туфлях, но за ним никто не присмотрит, а для Бао-юя делают все!»

Тань-чунь опустила голову.

– Скажи, – произнесла она наконец, – не глупо ли это! Разве я обязана шить кому-то туфли? Неужели ей не выдают денег на содержание Цзя Хуаня? Ведь и одежда у нее есть, и обувь есть, и служанок хватает – на что ей обижаться? Зачем эти разговоры? Есть у меня свободное время и хочется чем-нибудь заняться, вот и сошью пару туфель. Кто мне посмеет указывать, кому их дарить? Просто ей завидно, вот она и злобствует.

Бао-юй кивнул и сказал:

– Ты не замечаешь, а я уверен, что она преследует определенную цель.

От этих слов Тань-чунь вышла из себя и замотала головой.

– Конечно, цель у нее есть. Такие цели бывают у темных и подлых людей. Но пусть она думает что угодно, мне до нее дела нет – я признаю только отца и мать! Что же касается братьев и сестер, то я хорошо отношусь только к тем из них, которые хорошо относятся ко мне, – для меня все равно, законные это дети или побочные. Собственно говоря, мне не следовало бы ее порицать, но она чересчур далеко заходит в своей слепой злобе! Вот еще смешной случай: помнишь, я дала тебе деньги на покупку кое-каких безделушек. Так через два дня после этого она встречает меня и начинает жаловаться, что все время сидит без денег, что ей тяжело живется. Я пропустила ее слова мимо ушей. Но когда ушли служанки, она вдруг принялась ворчать, почему я отдала деньги тебе, а не Цзя Хуаню. Я рассердилась, и вместе с тем мне стало смешно, однако я не хотела с ней спорить и ушла к госпоже.

В этот момент до них донесся голос Бао-чай, которая, смеясь, говорила:

– Ладно вам! Поболтали и хватит, идите сюда! Конечно, вы затеяли разговор о личных делах, но неужели другим нельзя послушать?

Тань-чунь и Бао-юй засмеялись.

Оглядевшись, Бао-юй нигде не увидел Дай-юй – он понял, что она нарочно скрылась. Он немного подумал и решил дня на два оставить ее в покое, пока уляжется ее раздражение, а потом навестить ее. Опустив голову, он стал рассматривать опавшие лепестки цветов бальзамина и граната, пушистым узорчатым ковром устилавшие землю, и со вздохом произнес:

– Она не собрала эти лепестки только потому, что на меня рассердилась! Я их сам соберу, а потом спрошу у нее, почему она не убрала их.

В это время его окликнула Бао-чай.

– Иду, – отозвался Бао-юй.

Подождав, пока сестры отошли на некоторое расстояние, Бао-юй собрал лепестки и мимо холмов и ручьев, через рощи и цветники напрямик со всех ног побежал к тому месту, где когда-то они вместе с Дай-юй