Поистине:

Тени цветочные не отпускают,

    слева легли и справа;

Пение птичье в уши летит

    с запада и с востока.

Вдруг Дай-юй, предававшаяся своей скорби, услышала стон.

«Все смеются надо мной, будто я глупа, – подумала она. – Неужели нашелся еще такой же глупец?»

Она встала и огляделась. Увидев Бао-юя, она не могла удержаться, чтобы не выругаться:

– Тьфу! Я-то думала – кто это может быть, оказывается, этот изверг… Ах, чтоб ты пропал…

Но едва слова «чтоб ты пропал» слетели с ее уст, как она спохватилась и поспешила зажать себе рот рукой. Она тяжело вздохнула и зашагала прочь.

Бао-юй понял, что она его избегает. Ему стало не по себе, он поднялся, отряхнулся, спустился с холма и в унынии побрел во «двор Наслаждения розами». Но неожиданно недалеко впереди себя он заметил Дай-юй. Бао-юй ускорил шаги и догнал девушку.

– Погоди, сестрица! – сказал он. – Я знаю, что ты избегаешь встречи со мной, но все же позволь мне сказать тебе одно слово, а потом можешь никогда больше не обращать на меня внимания.

Снова увидев Бао-юя, девушка хотела убежать, но когда услышала, что он просит разрешения сказать только «одно слово», она повернулась к нему и произнесла:

– Что ж, говори!..

– А если я произнесу два, – с улыбкой спросил Бао-юй, – ты меня выслушаешь?

Дай-юй круто повернулась и направилась дальше.

Бао-юй остановился, с грустью поглядел ей вслед и вздохнул:

– Неужели все прежние отношения между нами нужны были для того, чтобы мы пришли к такому печальному концу?

При этих словах Дай-юй застыла на месте и спросила с удивлением:

– А что такого было между нами? Что случилось теперь?

– Эх! – сокрушенно произнес Бао-юй. – Разве ты не играла со мной, когда приехала сюда? Ведь если тебе хотелось что-нибудь поесть из того, что я люблю, я сам не ел, а прятал и хранил до твоего прихода. Мы всегда вместе садились за стол, в одно время ложились спать. Если твои служанки не могли сделать тебе что-либо приятное, я делал это вместо них. Мы с детства росли вместе, я думал, что независимо от того, любишь ты меня или нет, ты всегда должна относиться ко мне с учтивостью, чтобы я мог считать тебя лучше других. Но ты становишься все более гордой и заносчивой, почти перестала замечать меня, на уме у тебя только Бао-чай да Фын-цзе. Ведь у меня нет родных братьев и сестер, если не считать брата и сестры от других матерей – и мы с тобой равно одиноки на свете. Поэтому я думал, что ты испытываешь ко мне такие же чувства, как я к тебе. Но все это оказалось не так, ты меня обидела, и мне даже пожаловаться некому!

Слезы покатились из его глаз. Дай-юй сразу почти позабыла свой гнев, глаза ее увлажнились, она опустила голову и молчала.

Заметив состояние Дай-юй, Бао-юй продолжал:

– Я знаю, что поступил плохо, но каким бы я ни был, я никогда не посмею сделать ничего такого, что было бы неприятно тебе. Если я невольно поступаю дурно, то поправь меня, предостереги, а если нужно – обругай или даже побей, – я обижаться не буду. Но ты решила вовсе игнорировать меня, терзаешь меня и заставляешь теряться в догадках. Право, я не знаю, как быть! Если я сейчас даже умру, то сделаюсь неприкаянным духом, меня не смогут спасти молитвы самых праведных и благочестивых буддийских и даосских монахов, и я возрожусь к новой жизни только после того, как ты объяснишь причину моей смерти!

Когда Дай-юй услышала слова Бао-юя, у нее не осталось и следа от раздражения.

– Если так, – спросила она, – то почему вчера вечером ты не велел своим служанкам впускать меня?

– С чего ты это взяла? – воскликнул удивленный Бао-юй. – Провалиться мне на этом месте, если я это сделал!

– Ты с самого утра только и твердишь о смерти, – с укором сказала Дай-юй. – Говори просто, да или нет, к чему эти клятвы?

– Правда, сестрица, я тебя не видел, – заверил ее Бао-юй. – Приходила сестра Бао-чай, посидела немного и ушла.

Дай-юй подумала и с некоторой нерешительностью сказала:

– Возможно, так! Наверное, служанки просто поленились открыть мне. Это бывает!

– Ну, конечно, так! – воскликнул Бао-юй. – Вот погоди, вернусь домой, найду виновницу и хорошенько ее проучу!

– Разумеется, твоих девушек проучить нужно, – согласилась Дай-юй, – но только не мне следовало тебе говорить об этом. То, что меня обидели, пустяки, но если завтра к тебе придет Бао-чай или какая-нибудь другая «драгоценная барышня»[111] и ее обидят, тогда действительно беда будет!

Дай-юй усмехнулась. Бао-юй уловил в ее словах скрытый намек и прикусил язык, но тем не менее улыбнулся. За этим разговором их застали служанки, которые пришли сообщить, что пора обедать. Бао-юй и Дай-юй отправились вместе.

Увидев Дай-юй, госпожа Ван спросила ее:

– Девочка моя, стало тебе легче от лекарства, которое прописал доктор Бао?

– Нет, – ответила Дай-юй. – Поэтому бабушка велела мне пить лекарство доктора Вана.

– Вы, матушка, не знаете, – вмешался в разговор Бао-юй. – Сестра Дай-юй вообще слаба здоровьем и очень боится простуды, а для лечения простуды лучше всего принимать пилюли.

– Недавно доктор говорил мне о каких-то пилюлях, – заметила госпожа Ван, – но, к сожалению, я забыла их название.

– Я знаю, что это за пилюли! – воскликнул Бао-юй. – Не иначе как укрепляющие пилюли из женьшеня.

– Нет, – покачала головой госпожа Ван.

– Может быть, это пилюли «восьми жемчужин» или пилюли из правого и левого корня анжелики? – спросил Бао-юй. – Или пилюли «восьми ароматов лютии»?

– Нет, – снова произнесла госпожа Ван. – Я помню, что в их названии было какое-то слово вроде «Цзиньган»[112].

– Никогда не слышал о пилюлях «Цзиньган»! – всплеснув руками, воскликнул Бао-юй. – Ведь если есть пилюли «Цзиньган», значит есть и порошок Бодисатвы!

При этих словах все присутствующие рассмеялись.

– Должно быть, это «укрепляющие сердце пилюли владыки неба»! – произнесла Бао-чай, зажимая рот рукой, чтобы не рассмеяться.

– Именно так! – проговорила госпожа Ван. – И как я настолько оглупела!

– Вы, матушка, не оглупели, – заметил Бао-юй, – вас просто сбили с толку Цзиньган и Бодисатва.

– Бессовестный! – прикрикнула на него госпожа Ван. – Опять хочешь, чтобы отец тебя отколотил?

– За это отец бить меня не будет! – возразил Бао-юй.

– Если есть такие пилюли, пусть их купят и дадут Дай-юй, – сказала госпожа Ван, – она примет их.

– Все эти лекарства ни к чему, – заметил Бао-юй. – Лучше дайте мне триста шестьдесят лян серебра, и