– Когда надо будет, тогда и потревожим осиное гнездо. Целей нет, говорю же.

– А это, значит, пулемёт в случае непредвиденной обороны?

– Верно мыслишь. Он исключительно на всякий случай. Лучше даже его не трогать, а то вдруг пальнёт?

– Не буду. Чтоб не заметили. Не заметят ведь?

– Да ну, куда уж там, нас заметить. Немцы плохо в темноте видят, не у каждого ПНВ есть… А вот у англичан есть, так что будем осторожными. Мы их спецов тут ждём, если ты не забыл.

– Я не ошибся, кстати? – указал я на темнеющий впереди примерно в километре комплекс зданий. – Это же фабрика?

– Не ошибся. Её враг под собой сейчас держит. Вон по той дороге обычно к ним грузовики подъезжают. Еда, припасы, всё остальное. Не там, правее, вот. Иногда артиллерию наши на дорогу наводят и по колоннам стреляют, видишь несколько остовов? А вон и бронетранспортёр горит. Комар хорошо попал, в клочья разорвало. Наверное, снаряды вёз.

– По звуку выстрела нас не найдут?

– Так мы ж хитрецы. У нас несколько позиций с хорошим обзором. Комар стрелял далеко справа.

– Нет лучшего способа победить врага, чем обмануть его, верно?

– Абсолютно так. Ладно, давай будем наблюдать. Если наскучит, можешь уйти, я не обижусь.

Но уходить я не собирался. Даже наоборот, мне было интересно хотя бы ненадолго почувствовать себя наблюдателем. Я не забывал про свою работу и постоянно делал фотографии. Миша даже согласился позировать мне. Фотографии получились отличные.

Я постоянно глядел то на фабрику, то на маленький, но выделяющийся кусочек леса, как бы отделившийся от него и вышедший в поле. В темноте не было видно, но я узнал позже, что часть леса вокруг просто выгорела, а этому кусочку банально повезло. Стоило догадаться по до сих пор висящему в воздухе слабому запаху гари, который не чувствовался в глубине леса. Кусочек находился впереди и, если прочертить линию от нас по направлению к фабрике, как бы правее. Его от нас разделяло двести пятьдесят восемь метров расстояния. Если бы туда можно было проползти, то я бы смог даже сделать неплохие фотографии. Оттуда как раз открывался неплохой вид. Желание туда попасть буквально захватило меня, и я стал просить Мишу отпустить меня туда. Он, разумеется, не разрешил:

– Да ты что, Виталя, с дуба рухнул? – спросил он. – А вдруг тебя увидят? Тебе же кранты тогда.

– Не увидят, даю честное слово, – сказал я. – Тише воды, ниже травы…

– И речи быть не может. Не лезь лучше, пара фотографий того не стоит.

«…Специфика работы военного корреспондента подразумевает постоянный риск. Часто он оправдывает себя, но иногда ставит и в незавидное положение…»

Я решил выждать момент, когда Миша отвлечётся. Он просто обязан был это сделать. Либо можно было его просто обмануть. Так я и поступил, сказал ему, что хочу вернуться назад. Он лишь кивнул. Выйдя из укрытия, я отошёл чуть-чуть и, упав на землю, резво пополз в сторону нужного мне места. А ещё сразу выключил радио, чтобы не слушать поток ругани, со стопроцентной вероятностью полившейся бы в мою сторону, когда Миша меня заметит. А он, скорее всего, заметит, поскольку у него в шлеме был тепловизор.

Проползти двести пятьдесят метров было непросто. В армии, конечно, нас учили, но с непривычки было тяжело. Да и камеру не хотелось зря царапать, пришлось ползти несколько изощрённо и сильно более утомительно. Мало того, я ещё и измазался в саже, чуток подпортив свой внешний вид. Иногда я оглядывался, пытаясь увидеть наше же укрытие, но не преуспел в этом деле – очень уж умело его замаскировали.

Путь казался добровольной пыткой, но я всё же справился. Отсюда открывался вид на дорогу и на фабрику. И то, и другое я сразу начал фотографировать, не жалея памяти на устройстве. Фотографии примерных позиций противника, особенно им же сейчас занятые, хорошо оценивались. Когда мы их отобьём, получится хороший показатель наших успехов. Мне показалось странным, что в окнах фабричных зданий горел слабый свет. Либо это была уловка, либо враги просто не подумали, что рано или поздно, в таком случае, по ним ударят артиллерией или ракетой. Мне больше верилось в первый вариант.

Я удовлетворённо взглянул в последний раз на фабрику и хотел было уже уползать обратно, как вдруг услышал тихий-тихий шорох. Если бы не активные наушники в шлеме, я с наибольшей вероятностью был бы уже мёртв. Кто-то полз позади меня метрах в шести-восьми. Я обернулся так осторожно, как только мог, и ужаснулся – позади ползли два врага. И не абы кто, а два англичанина. Я это понял по жёлтым повязкам и шевронам с львами. Накаркал беду Миша всё-таки. Их броня была сделана из особого сплава, рассеивающего тепло, а потому их не могли засечь тепловизоры и другие наблюдательные приборы. Во времена, когда первый Посвящённый был ещё обычным солдатом, такие бойцы часто выполняли роль противодействия спецназу, снайперам и корректировщикам. Свой опыт они сохранили и поныне.

Я быстро понял, зачем они здесь – это были снайпер и корректировщик, и они хотели найти и устранить того, кто стрелял по бронетранспортёру. Меня охватило оцепенение – они ведь убьют меня, если увидят. А ещё они, скорее всего, убьют Мишу, который просто не смог бы увидеть спецов, и найдут остальных моих товарищей. Они прятались и стреляли крайне умело, выцепить слабое место в любой нашей броне они были вполне способны, тем более, что у их винтовок и патронов столь же хорошая пробивная способность. Я следил за ними и медленно, не издавая ни звука, тянулся к кобуре с пистолетом. Снайпер уже приготовил винтовку, корректировщик настраивал прибор для наблюдения. Автомат я оставил на наблюдательном пункте, но какое счастье, что я вспомнил про ПШ-32. Похоже, они слишком заняты, подумал я, нужно аккуратно вытащить пистолет и попробовать прикончить их, иного пути нет. Пуля должна пробить броню, просто обязана. Заклёпки не предали меня громким щелчком, пистолет тихо выскользнул из кобуры, я хорошенько прицелился и дважды нажал на спусковой крючок. По полю прокатились два тихих щелчка, похожих издали на шёпот.

«…Военные корреспонденты, как и простые бойцы, тоже иногда совершают что-нибудь из ряда вон