висела бы хмарой лесистой. Если б каждый доверчивый звук не рождался в трепещущем горле и потом не щемил, как недуг, не молил, словно горе нагое, если б самой из горьких разлук — Бежин луг не увидеть изгоем… Просвистал бы всю жизнь соловьем, так, чтоб млели в восторге подруги, чтоб в язычески-древнем испуге лунным зеркалом стыл водоем, ан — ты плачешь в прозренье своем не об юге — что нет русской вьюги … Соло вьешь… На терновый венец так пригоден эстляндский шиповник, ты — не жрец, не певец-удалец, не салонный кривляка-сановник; за полвека поймут, наконец, ты — поэзии вечный любовник. Ты — садовник, что розы взрастил, поливая в бездождье слезами, ни души не жалея, ни сил… Как бы кто ни старался словами очернить — не достанет чернил… Только розы цветут перед нами!

НИНА ЛОКШИНА

Триптих Игорю Северянину

1 Город плыл неведомой планетой И кружил на золотой игле, И рождал невиданных поэтов, До поры невидимых Земле. Муз любимцы и толпы кумиры, Не предугадавшие итог, Тщетно заглушали звоном лиры Грохотанье кованых сапог, Уходили к берегу морскому, Чтоб смятенье вышептать волне, Умирали по соседству с домом, На чужой далекой стороне. 2 Не гений позы, не Оскар Уайльд С пушистой хризантемою в петлице, Не знаменитый петербуржский скальд, А просто русский, живший за границей, Он здесь бродил в рассветной тишине И на закате возвращался снова, Чтоб поклониться пенистой волне, Катившейся от берега родного. 3 Думалось, идет по первопутку С грузом увертюр, поэзи грёз, Слов, изобретенных словно в шутку, И насмешек, принятых всерьез. Грусть фиалок, аромат элегий, Шум оваций и рекламы свет. На последнем сумрачном ночлеге Все оставил. Все тащилось вслед…