– Еще чего! Ему только скажи, и он нас дома запрет. На весь карантин. - Тут он задумался. Но ненадолго. - Дим, ты гений!

Мне это было приятно услышать, хотя я так и не понял - почему? Но спросить я не успел. Алешка уже спал, повернувшись лицом к пылающим розовым цветом обоям. Он всегда так засыпал. Будто его выключали. Щелк! - и он уже спит. Щелк! - и он уже проснулся. С ясностью в глазах и в голове.

Я выключил свет. Но уснул нескоро.

Весна в этом году получилась очень жаркая. Снег исчез, будто его и не было, прямо за два дня. Грязь на улицах быстро высохла под солнцем и развеялась ветром в пыль. А потом эту пыль смыло дождиком. Все зазеленело. Все запахло ранней листвой, особенно по утрам, когда еще не захламляла город автомобильная гарь.

А солнце все жарило и жарило. С раннего утра до позднего вечера. В городе были духота и пекло. Окна во всех домах распахнуты настежь. Занавески и шторы везде раздернуты. На подоконниках стояли горшки с поникшими цветами.

– Лешка! - заорал внизу чей-то звонкий голос. - Лешка!

Алешка бросился к окну, перекинулся через подоконник, как полотенце через вешалку. И тоже заорал на всю пыльную знойную улицу:

– Чего?

Тут же внизу испуганно взвизгнула Модеста и тявкнула ее Жужа.

Алешка обернулся ко мне:

– Это Санек. Я ему приказал за немцами наблюдать.

– Зови его сюда. Чего на всю улицу орать? Модесту все равно не перекричишь.

А внизу уже бушевали разноголосый ор и визгливый лай. Звонкий голос Санька едва пробивался через басовитую ругань Модесты:

– Алешка!…

– Ты чего разорался в чужом дворе!…

– Тяф-тяф!…

– Есть новости!…

– Я на тебя сейчас собаку спущу!…

– Спускайте - ей же хуже будет!…

– Ах ты, хулиган!…

– Санек! - переорал всех сверху Алешка. - Поднимайся к нам. Все равно она поговорить не даст по-человечески.

Это Модеста услыхала и задрала голову:

– По-человечески люди шепотом разговаривают!

– А нам скрывать нечего! - отбрил ее Алешка. - Мы люди честные!

Модеста на секунду замолкла, но потом взвыла так, что Жужа поджала хвост, а у ближайших машин сработали сразу все сигнализации.

Поэтому мы ничего не услышали, пока машины не замолчали, ухватили только самый «хвост» Модестиной речи:

– …А еще полковник!

Тут все наконец стихло, и мы услышали финальную фразу какого-то жильца, крикнувшего в окно:

– Вам бы, Модеста Петровна, сиреной на корабле работать. - И окно захлопнулось.

– Сам дурак! - рявкнула Модеста. И тявкнула Жужа.

Мы впустили разгоряченного Санька, и он, завязывая шнурки, затараторил:

– Опять! Прилетал! Я все видел! Спикировал в окно. И вылетел. И полетел в свое гнездо.

– Куда? - нетерпеливо спросил Алешка.

– А я знаю? - Санек отдышался. - Дай попить. Только не из-под крана. Мне сырую воду нельзя.

– Шнурки от нее развязываются? - съязвил Алешка.

Санек обиделся и, наступая на шнурки, направился к двери. Остановился, оглянулся и злорадно сказал:

– А я еще что-то видел! Да не скажу.

Алешка пулей слетал на кухню и принес ему стакан минералки.

Санек выдул ее одним духом, икнул и тоном пьяницы потребовал:

– Закусить!

Алешка молча, скрипнув зубами, принес ему на блюдце блинчик с мясом. Санек протянул свою руку, Алешка отдернул свою. Санек вздохнул и «раскололся»:

– Карлсон полетел к девяносто пятому дому… - В этом доме, как мы уже знали, живет приятный жулик Володя. - И где-то там скрылся, я не разглядел издалека…

– А что разглядел?

– Блинчик, - потребовал Санек.

– Утром деньги - вечером стулья, - сказал я этому вымогателю.

Санек опять вздохнул.

– Когда он пролетал над школой, из него что-то выпало. И прямо на крышу.

– А что? Деньги? Запасные части?

– Что-то блестящее.

– Понятно, золото-бриллианты.

– Сам ты золото! Большое такое, круглое.

– Футбольный мяч?

Санек подумал.

– Нет. Мячик бы прыгать стал. А оно прямо так плюхнулось. На тарелку похоже. Разбилось, наверное. - И он вырвал у Алешки блюдце. Причем так хватко, что блюдце оказалось у него в руке, а блинчик на полу.

– Эх ты! - укорил его Алешка. - Весь наш обед угрохал.

Санек расстроился:

– Может, его помыть?

– С мылом? - скривился Алешка, подбирая блинчик. - Мы его Норду отдадим. Пошли на кухню, разведчик. Чаю попьем.

Когда Санек умял со сковородки все блинчики, запил чай минералкой и ушел, Алешка сказал мне:

– Дим, твоя задача обследовать крышу. Школьную.

– Интересно! - возмутился я. - А как?

– Придумай! А я займусь зажигалкой.

Конечно же, я ничего не придумал. В такую жару моя фантазия отказалась работать. Однозначно.

– Ладно, - сжалился Алешка. - Пошли к директору.

В школу мы пошли через парк - Алешка хотел проверить, как чувствуют себя белки в такую жару. Ну чего там проверять - ни одной белки мы не застали, все они попрятались в прохладные места. Только мы, как дураки, шляемся по солнцепеку.

Мы вышли из парка, перешли висячим мостиком нашу несчастную Смородинку, которая с трудом журчала между старыми покрышками и ржавыми кузовами выброшенных в овраг машин, и пошли вдоль немецкой ограды.

Ребятишек за ней не было видно, наверное, по домам в холодных ваннах сидят.

– Им не можно такой жара гуляйт, - сказал Алешка.

И вдруг остановился.

– Ни фига себе!

Возле въездных ворот, в черной форме, потел наш знакомый бессовестный… шкаф. Вот это новости! Многостаночник какой-то. Фигаро здесь - Фигаро там. Вот, значит, где я его видел.

– Чего ему здесь надо? - задумался Алешка. - Он же у Модесты, ломбард ее сторожит.

– Подрабатывает, наверное. Сутки - там, сутки - дома, сутки - здесь.

– А зажигалкой-то он уже не любуется, - заметил Алешка. - Привык. Давай, Дим, еще одно объявление напишем.

– Какое?

– «Найдено бриллиантовое именное колье В. Акимова». Он сразу к нам прибежит. И уедет от нас в наручниках. И без зажигалки. Если, конечно, папа дома будет.

– А если нет?

Алешка промолчал. И все время, пока мы шли вдоль немецкого забора, оглядывался и что-то бормотал.