Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Председатель после баньки ожил и даже расцвёл. Обмотанный по самые подмышки мохеровым платком, он уплетал бутерброды с вареньем, запивая их успокаивающим чаем с мятой.
Сергеич ревниво следил за ним с забора, а Валентина благоразумно пряталась в курятнике. От греха подальше.
Потом гости засобирались по домам, и дед с Гришкой пошли их провожать. Сначала уложили в постель председателя, а потом – довольного Николаича.
И теперь Мура с дедом сидят на крыльце и провожают закат. Бабушка возится с грибами – нанизывает их на суровую нить, чтобы засушить на зиму. У Гришки второй ужин. Он пьёт чай с остатками пирога. Жуёт так, что слышно на крыльце.
– Поешь и иди спать, – ворчит бабушка.
– Угум, – отзывается Гришка. – Если быстро заснуть, снова не проголодаюсь.
– Вот ведь прорва! И куда всё съеденное уходит? Худющий как скелет, только руки в длину растут.
– Вот в руки и уходит!
– Нет чтобы в мозги.
– Надо по порядку. Сначала – руки, потом – мозги.
Дед с Мурой тихо хихикают. Мура прижимается ухом к груди деда, затихает. Потом растопыривает пальцы, сгибает мизинец:
– Было пять дней, один прошёл. Осталось четыре. Через четыре дня мама Тоня с папой Володей возвращаются.
– Соскучились – вздыхает дед.
– Соскучились – отзывается эхом Мура.
Вдруг сердце превращается в надутый до упора воздушный шар. Давит на бока, болит. Мура ёрзает на коленях деда, прижимается к нему сильней.
– Дед, а дед, – шепчет. – А представь, если бы мама Тоня не познакомилась с папой Володей? Тогда бы у меня не было ни тебя, ни бабушки, ни Гришки…
У Муры обрывается голос.
Дед говорит «чшшшшшш», гладит её по волосам:
– Хорошо, что они познакомились, да, Мурочка?
– Хорошо.
Солнце, мигнув последним лучом, уходит за горизонт. Мура сидит у деда на коленях и не отрывает взгляда от края неба.
Внука Николаича зовут Вадька. Он громкий и смешной. Потому что: раз – у него конопушки по всему лицу. Два – он недавно научился говорить и от этого даже во сне разговаривает (остановиться не может). И три – у него густые льняные кудри.
– Каждая кудря как пружина – восхищённо цокает языком Мура.
– Не кудря, а кудри – поправляет бабушка.
– А одна такая штука как называется? – Мура аккуратно тыкает в завиток Вадькиных волос. Вадька слушает, растопырив глаза.
– Локон.
Мура озадаченно умолкает. Странно всё-таки устроен русский язык. Почему одна нога – две ноги, но один локон – две кудри? Надо потом у бабушки спросить.
Они сидят за круглым столом в доме Николаича и угощаются ореховыми пирожными, которые привезли с отдыха Вадька и его мама тётя Наташа.
Тётя Наташа похожа на царевну Забаву из мультика «Летучий корабль». У неё пышные длинные волосы и васильковые глаза. Муре хочется крепко её обнять, но она этого не делает, стесняется. Муре кажется, что, если обнять чужую хорошую маму, тоска по своей маме отпустит.
Кровать Николаича убрали в спальню. Потому что сотрясение мозгов у него прошло, и лежать в постели уже не надо. Николаич счастлив – можно хрустеть солёными сухариками сколько влезет. И запивать их чем душа пожелает. А не успокаивающим настоем трав.
Баба Варя макает в чай ореховое пирожное и ест, когда оно совсем отмокнет. Вадька старательно повторяет за ней. Размазывает пирожное по лицу, смешно гримасничает, пытаясь его слизать. Тётя Наташа всплёскивает руками:
– Вадик! Некрасиво себя так на людях вести!
– А де да людях мождо? – гундосит Вадик, пока тётя Наташа утирает ему лицо салфеткой.
– Нет!
– А когда мождо?
– Никогда!
Бабушка беззвучно трясётся плечами – смеётся. Баба Варя прячет лицо в ладони. А Мура просто тает от нежности – такой хороший у тёти Наташи Вадька!
Дядя Илья, дед, Гришка и Николаич во дворе. Ушли разбираться с машиной.
– Еле доехали до деревни, – жаловался дядя Илья, свирепо запивая ореховые пирожные чаем. При этом выражение лица у него было такое, словно пирожные – его личные враги. И от того, сколько он их съест, зависит не только его будущее, но и будущее всей планеты Земля.
– Разберёмся! – обещает дед.
Дед о машинах знает всё, хотя своей у него так и не случилось. Просто он всю жизнь выписывал журнал «За рулём» и читал его от корки до корки. На мансарде целые пыльные залежи этих журналов. При каждой уборке бабушка порывается их выкинуть, но дед не даёт.
– Только через мой труп! – твёрдо говорит он.
– Этот человек меня с ума сведёт! – ругается бабушка, но журналы не выкидывает.
И теперь мужчины собрались под капотом машины дяди Ильи и решают, что с ней не так. А баба Варя, тётя Наташа, бабушка и Мура сидят за столом и обсуждают последние новости. История с председателем смешит тётю Наташу до слёз, а баба Варя, узнав, что Мура с Гришкой хотели попросить у папы протезы, плачет от умиления.
– Вообще-то, – задумчиво говорит тётя Наташа, – для бабы Вари должны быть какие-то льготы, разве нет?
– Какие льготы? – спрашивает бабушка.
– Я не знаю. Нужно у председателя уточнить. В конце концов, он затем и возглавляет сельсовет, чтобы проблемы одиноких стариков решать.
– Решит он, а как же, – хмыкает бабушка. – Он даже вопрос с очисткой пруда не решил. Всё твердит – нет средств, нет средств. Откуда он Варе деньги на протезы найдёт?
– Но так ведь тоже нельзя, – печалится тётя Наташа.
Бабушка с Мурой тоже огорчаются. А баба Варя улыбается им беззубо и делает успокаивающий жест рукой – всё в порядке.
Вадька бегает кругами и стреляет из игрушечного пистолета:
– Пиу-пиу-пиу!
– Может, ты ещё поешь? – спрашивает у него тётя Наташа.
– Я даелся!
– Как ты мог наесться? Размазал пирожное по лицу, и всё.
– Баб! – притормаживает Вадька. – Я завтда уже ел!
– Не завтра, а вчера. И не ел, а сидел над тарелкой и громко вздыхал.
Вадька громко вздыхает. И переводит разговор на другую тему:
– Баб. А что дакое стдада?
– Страна? Это много городов и деревень вместе взятых.
– А что дакое «вмесде взядых»?
– Если всё собрать в одном месте, будет называться «вместе взятых».